Путевые впечатления. В России. Часть вторая

И, качая головой, грустно отвечали:

— Нет у нас вожака! Нет вожака!

Но все они ошибались: вожак был, было даже два вожака.

В армии в это время состоял один никому не известный дворянин, который владел лишь несколькими крепостными и имел братьев, служивших солдатами в гвардейских полках, тогда как сам он был адъютантом главного начальника артиллерии и при этом обладал прекрасной внешностью, огромным ростом и необычайной силой: он сворачивал серебряную тарелку, словно лист бумаги, ломал стакан, растопырив внутри него пальцы, и останавливал за заднюю рессору несущиеся во весь опор дрожки.

Его звали Григорий Орлов, и он был потомок молодого стрельца, которого, как мы рассказывали, Петр I помиловал в тот страшный день, когда с плеч слетели две тысячи голов и на виселицах закачались четыре тысячи трупов.

Его четырех братьев, служивших, как только что было сказано, в гвардейских полках, звали Иван, Алексей, Федор и Владимир.

Екатерина обратила внимание на Григория. Уже в то время эта неутомимая в любви женщина смотрела на красивых мужчин тем опытным взглядом, каким барышник смотрит на хороших лошадей.

Императрице представился случай дать красавцу Орлову доказательство того, что она проявляет к нему интерес.

Генерал, адъютантом которого был Григорий Орлов, считал себя официальным любовником княгини Куракиной, одной из самых прелестных придворных дам.

Орлов же был ее тайным любовником, хотя, называя его тайным любовником, мы ошибаемся, поскольку об этой связи знали все, за исключением того, кто более всего был заинтересован о ней знать.

Неосторожность влюбленных открыла ему все.

Орлов, впав в немилость, ждал ссылки в Сибирь, но чья-то невидимая рука отвела наказание, нависшее над его головой.

То была рука великой княгини: Екатерина тогда еще не стала императрицей.

Счастье никогда не приходит в одиночку. Однажды вечером некая дуэнья, как в испанских комедиях, приложив палец к губам, сделала Орлову знак следовать за ней.

Эту дуэнью, которая в царствование Екатерины пользовалась немалой известностью, связанной с тем, как незаметно она приглашала следовать за собой и как, призывая к молчанию, таинственно прикладывала палец к губам, звали Екатериной Ивановной.

Когда рассказываешь о подобных драмах, следует называть даже второстепенных персонажей, чтобы историка не обвинили в том, что он всего лишь романист.

Орлов последовал за ней и был осчастливлен; быть может, тайна не усиливает счастья, но, по крайней мере, обостряет любопытство. Орлов так привык к своей прекрасной незнакомке, что, когда он узнал ее во время какой-то публичной церемонии, почтение отнюдь не заняло места любви.

То ли по совету Екатерины, то ли следуя собственным расчетам, молодой офицер не изменил своего образа жизни, и их тайна тщательно соблюдалась.

После смерти генерала, желавшего сослать его, Орлов стал артиллерийским казначеем; эта должность дала ему чин капитана и, что еще более ценно, возможность завести себе друзей, а вернее, способствовала тому, чтобы друзей могла завести себе императрица.

Кроме этого друга, о котором никто не знал, у Екатерины была еще и подруга, о которой тоже никто не знал.

Это была княгиня Дашкова.

Княгиня Дашкова, знаменитая и сама по себе, была младшей сестрой двух знаменитых сестер.

Старшая, княгиня Бутурлина, объездила всю Европу и в путешествиях чуточку распылила свое сердце на больших дорогах.

Вторая была та самая Елизавета Воронцова, фаворитка императора, о которой мы уже говорили.

Все три были племянницами великого канцлера.

Княгиня Дашкова была необычная женщина, и при дворе она составила себе репутацию оригиналки. В такой стране и в такое время, когда румяна стали первой необходимостью в туалете элегантной женщины и были настолько во всеобщем употреблении, что даже нищенка, которая просила милостыню, стоя у придорожного столба, не обходилась без румян; в такой стране, где обычай требовал, чтобы в число подарков, которые жители деревни должны были подносить своей хозяйке, входила баночка румян или, по крайней мере, баночка белил, девица Воронцова в пятнадцать лет объявила, что она никогда не будет использовать ни белил, ни румян.

И что любопытно, она сдержала слово.

Как-то раз один из самых красивых и самых молодых придворных отважился обратиться к ней с двусмысленными любезностями.

Девушка тотчас же позвала своего дядю, великого канцлера.

— Дядюшка, — сказала она ему, — князь Дашков делает мне честь: он просит моей руки.

Князь не осмелился опровергнуть сказанное юной графиней, и они поженились.

Правда, брак их был неудачным.

Через месяц или два после свадьбы муж отослал ее в Москву.

Однако княгиня Дашкова была известна своим остроумием. При дворе Петра III было не так уж весело; Елизавета Воронцова поговорила о ней с великим князем, и он приказал ее вернуть.