Путевые впечатления. В России. Часть вторая

У русских было шестьсот сорок орудий; сколько раз выстрелили они?

Возможно, мне не следовало бы пускаться в описание этой ужасной битвы, рядом с которой можно поставить одну лишь Гераклейскую, заставившую сказать Пирра, этого эпирского Наполеона: "Еще одна такая победа, и мы погибли!"

Но если однажды, с моей книгой в руке, другой паломник из Франции придет, как и я, к этому огромному воинскому захоронению, он будет счастлив обнаружить на самом поле битвы подробности этого страшного дня, собранные не в официальных сводках, газетах и сочинениях историков, а прямо там, где трепетала одна из последних горделивых надежд Франции.

LIV. НА ПОЛЕ БИТВЫ

"В дни, предшествовавшие какому-нибудь большому сражению, — пишет генерал Гурго, — Наполеон постоянно разъезжал верхом на коне, чтобы оценить силы и расположение войск противника, изучить поле битвы, побывать на бивуаках своей армии. Даже ночью он посещал передовую линию, чтобы еще раз удостовериться в силах врага, определив численность его костров_у

и за несколько часов такой инспекции успевал загнать не одну лошадь. В день битвы Наполеон располагался в центральном пункте, откуда он мог видеть все происходящее. При нем были адъютанты и офицеры-порученцы, которых он повсюду рассылал с приказаниями. На некотором расстоянии позади него стояли четыре эскадрона гвардии, по одному каждого рода оружия, но, отъезжая с позиции, он брал с собой всего один взвод эскорта. Обычно он сообщал своим генералам и маршалам избранное им местопребывание, чтобы посланные от них офицеры могли легко его найти. Как только где-нибудь требовалось его присутствие, он галопом мчался туда".

И на этот раз, утром 7 сентября, в день битвы на Москве-реке, император не изменил своим привычкам.

От Шевардинского гласиса до позиций противника не более восьмисот туаз. Чуть левее возвышается редут, прикрывающий центр армии Кутузова; на ее крайнем левом фланге различимы высоты деревни Горки, в которой расположился на ночлег русский главнокомандующий, а затем появляются и первые клубы дыма из пушек принца Евгения, обволакивающие Бородино; на крайнем правом фланге — деревня Семеновское и, за оврагом и лесом, служащими ее естественными прикрытиями, три флеши, которые призваны усилить ее оборону.

Принц Экмюльский обращает внимание Наполеона на все эти подробности, которые острый взор императора уже заметил и оценил.

"Да, — говорит он, — позиция сильная, но не настолько, чтобы менять что-либо в моих распоряжениях: редуты не закончены, рвы неглубоки и не обнесены ни палисадами, ни штурмфалами; противник не в состоянии выставить против нас более ста двадцати — ста тридцати тысяч человек, так что наши силы равны".

В самом деле, у русских насчитывалось сто тридцать две тысячи человек: сто пятнадцать тысяч регулярных войск, семь тысяч казаков и десять тысяч ополченцев.

Они превосходили нас лишь в артиллерии, располагая шестьюстами сорока пушками.

Расположившись между Новой Московской и Старой Смоленской дорогами, император видит перед собой выстроившиеся в боевом порядке войска принца Экмюль-ского, маршала Нея и герцога д'Абрантеса.

Немного позади обоих флангов этих войск, на одной линии с императором, находятся три кавалерийских корпуса короля Неаполитанского, которыми командуют Монбрён, Латур-Мобур и Нансути. Императорская гвардия, построившись в каре, окружает императора, как живая крепость; Молодая гвардия и польская дивизия генерала Клапареда стоят ближе всего к противнику. Батальоны Старой гвардии под командованием герцога Данцигского выстроены в полном параде, тогда как маршал Бессьер держит свои отборные батальоны в резерве.

Император, до тех пор остававшийся в седле, спешивается.

И, словно по сигналу, раздается громовой раскат батарей генерала Сорбье. В грохоте этой грозы, в сверкании этих молний две дивизии идут в атаку на флеши, которые обороняют Багратион, Воронцов, Неверовский, принц Карл Мекленбургский и генерал Тучков, брат другого генерала Тучкова, незадолго до этого попавшего в плен в бою при Валутиной горе. Во главе этих двух дивизий — принц Экмюльский.