– А не надо на меня так наступать, – Миша словно бы отряхнулся и сделал шаг в сторону. – Я ничего нового не сказал. Все знают, что вы с ней спите, но это не значит, что я должен как-то по-особенному к ней относиться. Мало ли экспедиционных шлюх, которые кому угодно дадут, лишь бы не работать. А что касается поддельных денег, так это шутка такая была. Если бы их приняли, мне Нахимов их бы возместил, а нет, так и говорить не о чем. Подумаешь, потрепали девку за патлы. Жива и здорова осталась, что ей сделается!
Тимур от удивления отступил назад. Надо же, какая тварь оказывается этот Миша. Он думал, что этот слизень дал Вике эти купюры по ошибке, а потом побоялся признаться. Оказалось же, что все это было проделано специально и без капли сожаления.
«Надо же, столько лет уже живу на свете, а все никак не привыкну к тому, что есть такие люди. Они не остановятся перед тем, чтобы сделать пакость не только ради выгоды, но и просто так, для забавы».
– Тимур Алексеевич, – Гаврилыч воспользовался паузой в перепалке, чтобы предотвратить потенциальную драку, – пойдем, потолкуем. Нам с тобой есть что обсудить.
– Да, – ответил Тимур, отрывая гневный взгляда от Михаила, – конечно, пойдем.
– А то, что ты шутить любишь, – спокойно произнес он, оборачиваясь, – это хорошо. Значит, и мой юмор оценишь. Купюры мне отработаешь. Из твоей зарплаты я вычту их… в пятикратном размере. А ты посмеешься и подумаешь, стоит ли так еще делать.
Миша пошел красными пятнами, но на этот раз сдержался. Тимур с Гаврилычем под изумленными взглядами остальных зашагали к дверям института археологии.
***
Борис Мастин внимательно смотрел на собеседника по ту сторону стола и понимал, что тот его не боится. К нему пришли с просьбой, которую он мог с легкостью выполнить. Но не хотел. Посетитель ожидал ответа, молчание не пугало его и не нервировало. А Мастин в это время думал о своей жизни.
Он многого добился, есть чем гордиться – доктор исторических наук заместитель директора института. В общем, уважаемый человек со степенями, званиями и регалиями. Но самое главное он – тот, с чьим мнением считаются. Он тот, кого боятся. Ни одному из коллег Мастина не позволено называть его на «ты». Он ни с кем не откровенничает, у него нет друзей и даже приятелей.
Но так было не всегда. Изначально он выбрал иной путь – дорогу дружбы и доверия. И проиграл.
После школы Борис поступил в техникум. Учащиеся – одни мальчишки. Преподаватели – сплошь полуспившиеся мужики, а еще тетки средних лет. Профессиональный, сплоченный и в то же время злобный коллектив.
Если бы Мастин столкнулся с этими людьми, будучи зрелым, сформировавшимся человеком, то бы смог понять, что ими движут комплексы, неудовлетворенность и жадность. Над детьми издевались под предлогом хорошего воспитания. Из родителей планомерно вытягивали деньги, подарки и нервы. А еще преподавателям очень нравилось запугивать детей просто так, ради забавы.
Как-то раз, будучи студентом первого курса, Борис со старшими товарищами позволил себе выпить по стакану пива на большой обеденной перемене. Кто-то из преподавателей учуял запах, и подростки оказались на ковре у заведующей отделением – ехидной теткой с маленькими глазками и огромным задом.
От них потребовали написать объяснительную записку. Старшекурсники понимали, что признаваться, тем более в письменном виде, нельзя – запах изо рта не доказательство. А объяснение на бумаге уже документ, на основании которого могут наказать по всей строгости.
Борис один из всех поддался уговорам и написал объяснительную. Конечно, его отчислили, в отличие от старших товарищей, которых наказание никак не коснулось. Над ним смеялись даже преподаватели. Он случайно услышал, как заведующая заливалась противным хохотом, рассказывая о том, как он дрожал, передавая ей бумагу с признанием.
С этих пор он решил, что самый лучший способ защиты – сделать так, чтобы тебя боялись. Все силы он положил на то, чтобы научиться внушать окружающим страх и почтение. И преуспел в этом.
После ухода из техникума он несколько лет бесцельно шатался без дела, а потом ушел в армию. После армии Борису удалось окончить школу, правда, вечернюю и поступить на исторический факультет. Желание заниматься хоть чем-то, что было связано с техникой, у него пропало на всю жизнь.
Урок был жестоким, но он пошел впрок. И все его достижения доказывают это.
Пауза затянулась. Мастин думал так напряженно, что глубокие морщины, основательно исполосовавшие его лоб, практически сходились вместе.
– То, о чем вы меня просите, невозможно, – наконец, сообщил он.
– Возможно, – возразил собеседник, – а иначе вы пожалеете об этом.
Оппонент Бориса Мастина не знал, что угрозами он ничего не добьется. Если и была у Бориса Афанасьевича мысль о возможности исполнить эту неприятную просьбу, то сейчас она точно исчезла.
***