Потому-то теперь, едва держась на ногах от усталости, он шел копать могилу и хоронить тех, кого волчица-Игре уложила на жертвенник во славу богам, недостойным ни ее любви, ни ее доверия. Кто пришел за ее жизнью так же, как пришел когда-то давно и сам Рольван, и кто, в отличие от него, получил по заслугам. Над лесом, над холмом, над священным источником вставало солнце. Тьма отступила, чтобы с наступлением вечера вернуться вновь.
Он проснулся, когда Игре вдруг села, отбросив его руку, и стала испуганно озираться. Рольван приподнялся на локте.
– Игре…
Сквозь низкое отверстие входа внутрь попадало достаточно света, чтобы разглядеть ее лицо. За время сна Игре не пришла в себя, разве что успокоилась и больше не казалась такой напуганной, как накануне. Она вздрогнула и отодвинулась от него.
– Тише, – поспешил успокоить ее Рольван, – я тебя не обижу. Ты… тебе лучше? Ты помнишь, кто я?
Растерянный взгляд девушки скользнул по нему, обежал пещеру, вернулся снова к Рольвану. Ничего похожего на узнавание не отразилось на ее лице.
– Это я. Я, Рольван, твой друг. Друг Гвейра. Ты помнишь Гвейра, Игре?
Никакого ответа, лишь испуганный взгляд. Рольван вздохнул.
– Значит, не помнишь. Я так и думал. Ну, что ж… нам просто нужен кто-то, кто поможет тебе все вспомнить. Кто-нибудь, кто умеет колдовать, и это точно не я. Давай уедем отсюда и найдем его, хорошо? Только сначала надо тебя одеть.
Игре не шевельнулась, когда он встал и пошел за приготовленными для нее вещами. Накануне ему пришлось раздеть покойника – того из пятерых, кто оказался меньше других перепачкан кровью. Куда пропала собственная одежда Игре, Рольван так и не смог понять. У изголовья постели валялись только ее сапоги, остальное исчезло. Потеря, впрочем, была невелика. Про себя он поклялся первым по прибытии в город делом купить для нее одежду, достойную по меньшей мере эргской дочери – или, раз уж она так предпочитает выглядеть мальчиком, эргского сына. Пока же приходилось радоваться и тому, что есть.
Вернувшись, он протянул девушке сверток. Движение вышло резким: ее нагота волновала его больше, чем он старался показать, а Рольван твердо решил не допускать ничего, что не могло бы вызвать ее гнев потом, когда Игре снова станет собой.
Она испуганно вздрогнула и заслонилась руками.
– Тише, – сказал Рольван. – Я принес тебе одежду.
Но Игре не слышала. Она завороженно разглядывала свои ладони, как будто видела их впервые, как будто вместо них ожидала обнаружить что-то совсем другое – к примеру, волчьи лапы. Уронив руки, она сморщилась, оглядела собственное тело и горько заплакала.
– Придется мне привыкать, – вздохнул Рольван. – Иди сюда, Игре. Все хорошо. Я тебя не обижу.
Он обнял ее и погладил по волосам, успокаивая, затем поднял на ноги принялся натягивать на нее одежду. Чувствовал он себя при этом хуже, чем просто неловко, но Игре не сопротивлялась, и в конце концов дело оказалось сделано. В широкую рубашку и штаны из тонкой шерсти без труда поместились бы сразу две хрупкие девушки, но, затянув потуже пояс и набросив сверху короткий плащ дружинника, Рольван оглядел свою работу и решил, что получился вполне приличный юноша-оруженосец. Напуганный, правда, и глуповатый на вид, но в конце концов это можно будет списать на болезнь или непривычку к многолюдным местам вроде Гида, куда им предстояло отправиться. Рольван улыбнулся ей:
– А знаешь, почему я радуюсь? Оказывается, я и такую тебя люблю. Кто теперь посмеет сказать, что это не по-настоящему?
Игре заинтересованно ощупывала свою новое облачение. Добравшись до застежки – простой медной фибулы без украшений, которой Рольван закрепил на ее плече плащ, затеребила ее, потом дернула. Острый шип выскочил из держателя и воткнулся ей в палец. Игре сморщилась, разглядывая набухавшую каплю крови, подняла на Рольвана глаза и снова заплакала.
Проще всего было бы отвезти ее к Аске: та, хоть и не позволяла никому называть себя колдуньей, смыслила в этих делах не меньше, а быть может, и больше самой Игре. Но старуха уже поплатилась за свою помощь дрейвке. Даже если предположить, что она вернулась домой невредимой, на что вряд ли стоило рассчитывать, появиться у нее снова значило погубить и ее, и себя. Оставалось только ехать в Гид и искать там колдунью, что вернула Игре рассудок в прошлый раз. И заодно убраться подальше от здешнего эрга, спевшегося с отцом-настоятелем Одо, и его чересчур резвой дружины – не так уж плохо, если рассудить. Рольван дорого отдал бы за возможность оказаться вместе с Игре где-нибудь за тысячу миль или вовсе в другом мире по ту сторону Врат, и пусть все на свете монахи и эрги заодно с колдуньями и древними богами провалятся куда-нибудь в Подземный мрак.