Читаем Пышечка полностью

Это и правда так. На нем рубашка, слишком длинная даже для него, и накрахмаленные джинсы со стрелками или типа того. И сапоги. Не остроносые ковбойские, как в кино, а закругленные практичные полуботинки. Бабуля любила повторять, что человеку в чистых сапогах доверять нельзя.

Передние сиденья в машине у Митча более-менее прибраны, хотя все щели забиты пылью и катышками, однако заднее… Заднее тонет в море одежды цвета хаки, ботинок и упаковок из-под фастфуда.

Митч везет меня в китайский ресторан, который называется «Китайский дворец мистера Чанга». Это популярное заведение располагается в старом торговом центре среди офисов быстрого займа и страховых компаний (здесь, например, есть налоговая контора, где сотрудники ходят в костюмах статуи Свободы).

Нас усаживают в перламутровую кабинку, похожую на гигантскую раковину из «Русалочки», в какой тусовалась Ариэль с сестрами. К моему удивлению, Митч протискивается за стол с моей стороны, а не напротив, и с губ у меня невольно срывается:

– О.

Официантка уточняет, что мы будем пить, и тут Митч спрашивает:

– Слушайте, а знаете, есть такие маленькие хрустящие штучки? Вот бы нам их с апельсиновым соусом.

– М-м-м, ладно.

Я узнаю официантку. Она училась в старших классах, когда я только пришла в школу.

Когда она уходит, Митч поворачивается ко мне.

– Я в детстве ненавидел китайские рестораны, так как там не подают хлеб и не выставляют на стол крекеры, поэтому мама всегда заказывала эти хрустящие штучки…

– Вонтоновые чипсы. – Нужно убрать с лица улыбку. – Так они называются.

– Ага. Ну и вот, они вкуснющие.

Мы молча изучаем меню. Потом приходит официантка с напитками, и Митч, наклонившись, шепчет мне на ухо:

– Заказывай все, что захочешь.

Справившись с искушением ответить, что в меню все стоит примерно одинаково, я его благодарю. Официантка принимает заказ, и Митч протягивает мне чипсину.

– Хочешь?

Я качаю головой.

– Видела вчера, что вы выиграли.

Он кивает.

– Еле-еле, но – да. Победа – она и в Африке победа.

С минуту мы сидим молча: в колонках играет местное радио, и при любом движении наши ноги под столом соприкасаются.

Митч кашляет в кулак.

– Я так понимаю, Эллен Драйвер – твоя лучшая подруга, да?

Я беру стакан воды и несколько раз попадаю соломинкой мимо рта.

– Ага.

Я рассказываю ему немного о Люси и миссис Драйвер и о том, как нас всех связала Долли Партон.

– То есть ты типа хардкорная фанатка Партон? Слушай, но она же совсем старая.

Не знаю, существует ли в мире справочник «Как сходить на первое свидание и не выставить себя полной дурой», но, если таковой имеется, готова поспорить, что в списке рекомендаций нет пункта «Признаться в своей нездоровой одержимости Долли Партон». Однако я настолько верна Долли, что не могу просто молчать.

– Ладно, карты на стол. Да, я на всю голову долбанутая фанатка Долли Партон. Про фанатов Долли Партон нужно знать одну вещь: мы все чокнутые. Но учитывая, что в этом клубе с прибабахом реально все, относительно большинства я вменяема. Есть, например, люди, посвятившие жизнь изготовлению керамических кукол Долли Партон. Есть и те, кто бросает работу и семью, лишь бы быть всегда рядом с ней.

– Хорошо. – Митч хмурит брови, будто в самом деле пытается меня понять. – Ладно, а по шкале от одного до десяти?..

– По шкале от одного до десяти, если принять десять за абсолютную шизанутость, думаю, у нас с Эллен где-то четыре. Ну, может, пять. Миссис Драйвер – восьмерка, это точно, но еще не девятка, потому что до пластического хирурга она пока не дошла. Пока. А Люси, наверное, была в районе семи.

– Была? – спрашивает он.

Воспоминания пронзают меня насквозь и отдаются глубоко в костях.

– Была. Она умерла в декабре.

Он садится ровнее.

– Ох, блин. Слушай, мне ужасно жаль.

– Спасибо, все в порядке. – Я тянусь за чипсиной. – А как насчет тебя? Кто твой лучший друг?

Пожалуйста, пусть это будет не Патрик Томас. Пожалуйста, пусть это будет не Патрик Томас.

Он хрустит всеми пальцами правой руки, потом – левой.

– У меня хорошие отношения со всеми ребятами в команде, иначе сложно. Но мой лучший друг, наверное, Патрик Томас.

Я прикусываю губу и решаю выждать пять секунд, прежде чем что-нибудь ответить. Раз… два… три…

– Ты поморщилась, – говорит он.

– Что? Нет, ничего подобного.

Он смеется.

– Ага. Поморщилась. Да не парься, все нормально.

У меня опускаются плечи.

– Окей. – Я ерзаю на скамье, пытаясь получше его разглядеть. – Ну, просто он такой…

– Мудак.

– Да. Вот именно. А ты нет.

– Мы знакомы всю жизнь. Иногда он кажется мне тем же мальчишкой, что и в детстве, а потом я вспоминаю, что он вообще-то всегда был мудаком.

Я понимаю, о чем он. Когда знаешь кого-то очень долго, то видишь его иначе, чем окружающие. Ведь сдружились те, кем вы были тогда, а не те, кем стали теперь, а потому вам по-прежнему легко нащупать связующую вас нить. И вообще, кто я такая, чтобы критиковать друзей Митча?

– Да, я тебя понимаю.

Он пожимает плечами и начинает барабанить пальцами по столу.

– М-м-м… А какой твой любимый праздник?

Перейти на страницу:

Все книги серии Rebel

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза