Раб лампы

— Уйдите. Это врачебная тайна, — сказал из-за фельд-шерского стола маленький болгарин, и — о, чудо французской Фемиды! — надзиратели послушно ретировались.

— Мсье, — начал Кристиан Давид. — Назовите мне такой счёт в любом банке мира, куда завтра же перечислят триста тысяч франков на ваше имя, — кстати, как вас там?

— Дино Динев, мсье.

— Принято. Напишите мне какой-нибудь диагноз, чтобы меня хотя бы выводили гулять.

— Я узнал вас, мсье Ле Бо, — ответил Дино. — Я напишу вам пиелонефрит — воспаление почек. Проверить это местными средствами нельзя, а выпускать на прогулку будут. Но денег с вас я не возьму. Просто приветствуйте меня на прогулках.

— Вы умный человек, мсье Динев, — сказал, секунду поразмыслив, Красавчик Серж.

Так и получилось. Кристиан Давид исправно выполнял условия сделки.

— Салю, Дино! — ревел он с верхнего прогулочного трапа, куда его отныне регулярно выводил конвой.

Через три месяца он отправился дальше по этапу. А через пару лет за отсутствием доказательств вины выпустили и Дино.

Но все два года он жил на острове королём. За обедом и ужином ему доставались лучшие куски, а об издёвках не было и речи.

— Мы не знаем, кто этот болгарин, — говорили урки, — но его приветствовал сам Ле Бо Серж.

И опять плёнка проматывается. До того момента, когда в «Останкино», как и по всей России, буря перемешала вывески — совсем по-андерсеновски. В нашей книге мы ещё вспомним этот сюжет.

91-й год. В кабинет главного редактора кинопрограмм тогда ещё ЦТ вселился новый человек. Он в жизни не имел отношения к кино иначе как зритель и как бывший секретарь парткома «Останкино».

Но одно дело вырабатывать нарекания, другое — телепродукт. Надо же чем-то забивать эфир. Точнее, мозги, взбудораженные начавшимся расслоением общества, неизбежного с наступлением капитализма, как учили Маркс и Ленин. Как указывал тот же источник, из всех искусств для нас важнейшим является кино.

А где его взять?

Старое не пойдёт, там на каждом километре плёнки коммунист на коммунисте коммунистом погоняет.

Новым сыт не будешь. Если бы не румяные гардемарины, удавиться с тоски от одних названий фильмов 91-го — «Волкодав», «Дура», «Изыди!» …Впору вслед за рязановскими бомжами улететь на небеса обетованные, — тоже 91-й, — да Господь паровоза не дал.

Самое разумное — купить что-нибудь голливудское вроде мелбруксовского «Жизнь — дерьмо», так Господь не дал и денег.

Опять, значит, каменный Штирлиц и пьяный Лукашин.

Вот в таких или подобных грустных размышлениях пребывал останкинский киноначальник, когда в дверь его кабинета постучалось счастье.

— Здравствуйте! Я Дино Динев. — сказало оно. — У меня к вам предложение.

Подмышкой у гостя оказались две с половиной сотни серий нового для «Останкино» жанра — мыльной оперы. Сериалы-то мы знали и раньше. Но «Сага о Форсайтах» и «Рабыня Изаура» — это всё-таки сначала книги.

Здесь же литературой не пахло.

Как следовало из просмотренной тут же первой кассеты, создатель продукта, а это был некто Пимштейн, на съёмках экономил каждое песо, как до революции его родители в Одессе каждую копейку. Львиная доля постановочных расходов, видимо, ушла на сооружение лестницы посреди дома зажиточного мексиканского архитектора.

Вокруг неё всё и крутилось.

Сначала у её подножья стояла брошенка, а сверху спускался сам архитектор. Потом сверху спускалась брошенка, а внизу лестницы её поджидал сын архитектора по имени Луис Альберто. Потом наступал черёд сына архитектора, внизу для разговора его поджидал папаша.

И так все двести сорок восемь серий — действия нет, только разговоры у лестницы в стилистике «Луис Альберто, закрой форточку, молю!». Правда, в одном из таких разговоров выясняется, что на голову брошенке в конце концов сваливается наследство, и теперь они с Луисом Альберто, а для целевой аудитории это одно слово, могут у лестницы говорить о женитьбе.

Но до этого момента избалованный Тарковским русский зритель может и не дотянуть.

— Они же меня сожрут, — так или примерно так сказал гостю новый Главредкино.

— Не сожрут. Поставьте это утром. Видеть будут одни старушки, а у них нет зубов, жрать им нечем. Зато отчитаетесь о работе, — так или примерно так ответил гость.

— Надо же платить?

— За что?

— Да вот хоть бы за озвучку.

— Не надо. Я уже всё озвучил русскими голосами у себя на студии в Софии, Болгария.

— За эфир?

— Не надо. Я просто подарю «Останкино» восемь серий. Понравится — купите остальные.

Так и получилось, что в ноябре 1991 года на наши бедные головы обрушился сериал «Богатые тоже плачут», а вслед за ним, как из бочки, полилось всё остальное. Льётся и по сей день.