Работа на лето

Государства тут не замечали. Центральную власть не уважали. Россию любили не на словах и не к датам, а просто — как любят родителей.

Генка немного стеснялся этих людей. Даже тех, кого обучал…

… Он вернулся домой около девяти вечера. Ещё было совсем светло, жарко, на столе ждал ужин — и около стола сидела Надька-Любэ. Обычно она не задерживалась, и Генку это немного обижало. Он, кстати, отметил, что девчонки, состоящие в отряде, с парнями общаются только "по делу" — и после пары попыток наладить контакт с Надеждой оставил это дело. Так что её присутствие слегка удивило мальчишку.

— О, привет, — сказал он, разуваясь. — Ты чего тут?

— Ген, — она встала, оперлась на подоконник, — сегодня танцы…

Пойдём?

— А?! — раздевавшийся в спальне Генка высунул оттуда голову. На танцы?!

— Ну да… — она кивнула. — А то ты сидишь, никуда не ходишь…

— Так, — Генка влез в шорты и вышел наружу. — И кто тебе велел обо мне позаботиться на этот раз?

— Никто… — Любэ пожала плечами, подняла глаза, и Генка увидел, какие они обиженные. — Так пойдешь?

— Извини, — Генка поморщился. — Я… конечно, я только душ приму. И поем.

— Я подожду, — она повеселела. — И с тобой поем, ты не против?

— Без вопросов, — Генка нырнул в душ…

… Летний вечер оставался мягким и тёплым. Повсюду слышались приглушённые голоса, смех — люди собирались на танцы, шли парами и компаниями о всех концов села. Около Дома Культуры вовсю надрывались выносные колонки:

— Кострёма-а-а-а,

Кострёма-а,

Осударыня моя,

Кострёма-а…

Надька шагала босиком — тут нередко так ходили, как заметил Генка, а мелкие вообще без исключений и постоянно. Генке вообще-то тоже хотелось разуться, но он стеснялся не пляж, ему не семь лет — и только искоса посматривал на девчонку. В городе он давно подхватил бы её за талию, а тут кто его знает… Непонятно было и с чего она вообще решила его пригласить. Блин, первый раз его приглашает девчонка, а не он — её… Но в целом Генка старался не ронять марку — нёс разную смешную пургу, и Любэ хохотала, запрокидывая голову. Однако, с девчонками трудно понять — то ли они смеются, потому что им смешно, то ли — потому что ты им нравишься, то ли ещё почему-то… Впрочем, Генка отмёл эти мысли, полностью отдавшись охватившему его праздничному чувству.

Около памятника в окружении поклонников сидел с гитарой Андрэ — Олег Андриянов — и, потряхивая длинными волосами (без формы они выглядели более уместно), напевал, в общем-то ни на кого не обращая внимания — в специальной аудитории он никогда не нуждался.

— Когда исчерпаны словаВ попытке разобратьсяИ наше дело миром намУладить не суметь Чтоб отстоять свои права,

Необходимо драться И вот пошли клинки звенеть,пошли клинки звенеть,И озарится туслый мирЗеркальным блесом стали,Кровь станет горячее вдругИ сердце громче застучит.И не узнать себя самих Так яростны мы стали,В тот час, когда звенят мечи,когда звенят мечи,— До головёшек мир сожжён…Безволен, как машина Кто не за нас и не за нихИ кто вобще ничей…

Чтоб не жалеть потом о жизни,Прожитой мышино Спеши туда, где звон мечей,туда, где звон мечей…[13]

И тут же, без перехода, загорланил:

— Раз весенним днём,Под одним окномХвастался поэт:"Ща по струнам дам,Да своей мадамПропою куплет…"

— и вокруг несколько взрослых и подростков подхватили:

— Но, как град скосил,Он упал без сил,

Воздух ловит ртом…Шо ж ты, милай мой?!Натощак не пой,Вот поешь — потом!..

— Э-эй! — замахала Любэ девчонкам, над чем-то хохотавшим во зле входа с отрытой танцплощадки. Этих Генка знал только мельком — они не были в отряде. — Я сейчас, — она тронула Генку за запястье и убежала к подружкам.

Генка смотрел ей вслед, улыбался, здоровался со знакомыми и полузнакомыми людьми и думал, что вечер тёплый, небо чистое, ветерок пахнет летом, музыка хорошая — и вообще.

— По улице бежит собака,Ухами землю подметаетКакая чудная погода,На ухи грязь не приставает!

— услышал он весёлое и, обернувшись, увидел братьев Мачихиных — они подошли в обнимку, Прочитавший глуповатое четверостишье Мачо посмеивался, Сашен хрустел сухарями и серьёзно протянул пакетик:

— Будешь?

— Давай, — Генка зацепил несколько сухариков, солидарно присоединился к хрусту. — Вечерок-то какой. Природа шепчет: укради, но выпей.