Работа на лето

— По заданию партии и правительства, — отозвалась она. — Что бы ты не зачах от половой неудовлетворённости.

— Это месть за то, что вас отослали? — не обиделся Генка и поду мал, что можно сказать — у Надьки хорошие результаты по стрельбе — и взять её с собой. Но тут же выругал себя — с этого и начинается всякая фигня: место жене, место любовнице, место детишкам, место племяшкам — а дело гори огнём… нет уж! — Если ты так серьёзно относишься к выполнению заданий — погуляем после танцев? Обещаю, что буду приставать к тебе.

— А ты умеешь?

— Не буди во мне зверя.

— Не боюсь я хомячков…

Генка хмыкнул. В качестве обслуги и поварихи Любэ была тиха, предупредительна и пунктуальна. А в качестве партнёрши по танцам…

— У стен монастыря опять большой переполох

По мелкой речке к ним приплыл четырнадцатирукий бог.

Монахи с матом машут кольями, спешат его спасти,

А бог глядит, что дело плохо, и кричит: "Пусти, пусти! " — рэгтаймом выпевал из колонок Гребенщиков:

— А над обкуренной Москвою в небо лезут леса Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса.

У хранителей святыни палец пляшет на курке,

Знак червонца проступает вместо лика на доске…

— Ладно, пойдём, сделаем, чтоб всем тошно стало, — согласилась Любэ. — Только потом не пожалей.

— Бу спо, — отозвался Генка. — А пока давай ещё врежем… Р-разойдись!!!

…— Луна упала в реку, — задумчиво сказал Генка. — Я когда маленький был, то очень хотел её потрогать. Мне объяснили, что в небе она высоко-высоко, не достанешь. Но донырнуть-то почему нельзя — это я так думал, особенно, где мелко…

— Пробовал? — спросила Надька. Генка усмехнулся и приобнял девчонку за плечи. Они сидел над рекой на полуповаленной ветле, и обниматься тут было удобно. Генка ожидал физического или словесного отпора и приготовился, но Надька не вырывалась.

— Хочешь, сейчас сам отпустишь? — спокойно спросила она. — Ты знаешь, что я сирота? А знаешь, кем я была четыре года назад, перед тем, как меня вытащили из этого дела здешние? Порномоделью и проституткой. С девяти до десяти лет, год, после того, как мои родаки пропились дотла и продали меня одному азерботу. Меня в здешней больнице лечили почти полгода. От разного. Ну, Клир? Продолжим знакомство?

Генка сглотнул и убрал руку. В глазах Любэ отражалась луна, делавшая их потусторонними. Слёз в этой луне не было.

— Ладно, — девчонка спрыгнула на песок. — Всё должно быть честно. Тут все про это знают, теперь и ты знаешь.

— Погоди, — Генка соскочил за ней, взял за тонкое горячее запястье. — Знают — и поэтому…

— Ты плохо о них думаешь, — криво улыбнулась девчонка. — Я сама никого не хочу. Здешние ребята очень хорошие. Зачем им связывать себя с той, которую кто только не лапал, когда ей было положено ещё в куклы играть? Я сама. Одна.

— Ты же говорила… — Генка кашлянул, — родители, братья…

— Приёмные они. Точнее — я приёмная, что непонятно? — грубо спросила девчонка. — Мы — это только то, что мы есть, не меньше, но и не больше… Пока.

Музыка гремела, казалось, совсем рядом, пульсировала в ушах. Генка подошёл к воде. Нагнулся. Поднял камень и изо всех сил швырнул его в воду:

— Блин!!! — он пнул песок. — Блин! Блин! Блин! — Генка, размахнувшись, закинул на середину реки кроссовки, крутнулся на пятке и, догнав идущую к тропинке девчонку, схватил её за плечи: — Мне по фигу, — сказал он. — Слышишь, мне по фигу, кем ты была. Мы — это только то, что мы есть, это ты точно сказала, не больше. Но и не меньше. Слушай меня! — он тряхнул Надежду, хотя она и не открывала рта. — Мне плевать. И тебе будет плевать. Потому что никто в жизни тебя не целовал вот так!..

… Мачо был мокрый, словно купался в одежде, но улыбающийся. Он бросил Генкины кроссовки на песок и спросил, садясь рядом:

— Ну и где она?

— Я её проводил, — Генка лежал на песке и улыбался в небо. — А сам сюда вернулся, полежать.

— Холодно на песке, простынешь.

— Не простыну… Спасибо за кроссы.

— Та ну шо вы… Я иду, вижу — плывут. Слазил ради интереса…

Не кидать же обратно… Вот что, Ген, — Мачо оперся на локоть и наклонился к Генке. — Если ты её обманешь теперь — я тебя убью. Не фигурально выражаясь, а по-настоящему. Веришь?

— Верю, — Генка рывком сел. — Я никогда ни одну девчонку не любил. Я что и её-то люблю, не уверен. Но я её не брошу. Даже если гнать будет… — он помотал головой и признался как-то потерянно: — Я думал, что много знаю о жизни. А тут за неделю столько наслушался, что голова разрывается…

— То ли ещё будет, — сказал Мачо, раздеваясь. — Мне иногда кажется, что у меня разрывается сердце… Будешь купаться? Вода тёплая, класс!

— Пошли, — согласился Генка, стаскивая майку.

ДОМ РОДНОЙ

— Егерский способ стрельбы очень нужен именно в лесистой местности, — Генка мягко клацнул затвором "мосинки". — Садимся… — он показывал свои слова, — широко расставляем ноги, локти упираем в колени, носки ног прижимаем к земле… Смотрим в бинокли.