Благодаря этому в Новиках ещё долго всё оставалось по-старому, и Капитоновы, расставались с привычным съестным изобилием не сразу, а постепенно, словно спускаясь в новую жизнь на парашюте: сначала убрали корову с бычком и отказались от молока и говядины, потом, съев с родственниками последнюю свинью, перестали есть свинину, но от куриного супа с самодельной лапшой, от наваристого борща и тушёной картошки с курочкой, от жаркóго с хрустящей корочкой из духовки, они не могли отказаться, тем более, что надобно же и на пенсии что-то делать – не сидеть же всё время перед телевизором.
Поэтому они каждый год покупали по тридцать цыплят и выращивали из них, как говорили в Новикáх, «курей», пользуясь тем важным плюсом куроводства, что цыплята, постепенно превращаясь в кур, были неприхотливы к корму, взрастали на пшене и рубленных яйцах, со временем переходя на варёную картошку, смешанную с травяной сечкой, очень богатую витаминами. Без зерна они, естественно, тоже не могли обойтись, и дядя Вася покупал немножко комбикорма, а недостающее зерно по старой привычке приносил с центрального тока.
В «лихие девяностые» сторожем там работал родственник тёти Кати дед Прохор – бодрый старик семидесяти лет, совхозный ветеран и заслуженный первоцелинник. Завидев дядю Васю, Прохор Кузьмич отправлялся проверять дальнюю ограду тока, в которой зияли большие и малые проломы, и которая была особенно опасна в плане проникновения через неё злоумышленников.
Дедушку сопровождал верный пёс Тузик, который визгливым лаем был призван не отпугивать воришек, а сообщать им о месте нахождения хозяина, дабы они, воришки, не смущали его нежданной встречей с собой.
Дед Прохор завершал обход опасного участка ограды аккурат тогда, когда дядя Вася растворялся в вечерних сумерках, и видеть, что он несёт в руках, было невозможно, даже сильно напрягая зрение. В результате совесть ветерана оставалась всегда спокойной, даже тогда, когда он получал зарплату.
Заметим, что в Новикáх практически все желающие взять зерно с тока9
находились в тех же условиях, что и дядя Вася, а сквозь пальцы на их скромные пожелания смотрели не только дед Прохор с Тузиком.Был случай, ещё в советские времена, когда дядя Вася вместе с комбайном был отправлен в отстающий совхоз спасать лежавший в валках хлеб. Тётя Катя, тогда ещё сорокалетняя красивая женщина с тугим узлом золотистых волос на затылке, осталась совсем одна, а в закромах – ни зёрнышка. А тут ещё корова наступила ей на ногу, и она сильно хромала. Принести зерно с тока было невозможно, потому что шла уборка, ток был ярко освещён, туда-сюда сновали машины, и люди из третьей смены работали до четырёх часов утра.
Но оставить хрюшку и кур без корма было нельзя, и тётя Катя с мешком, с опухшей ногой, опираясь на штакетину, вскрикивая, когда ей под подошву попадался твёрдый камешек, пошла на склад совхозного комбикормового цеха, в котором она работала, и куда накануне завезли несколько машин зерна для переработки. Тётя Катя знала, как залезть в склад, набрала в мешок два ведра, выбралась обратно и похромала домой.
Если тяжко было идти налегке, то идти, неся за плечами больше пуда, было мучительно. Дорога была неровная, вся в рытвинах, не видных в быстро наступившей темноте. Больная нога поминутно в них попадала и вопила, прося пощады. Тётя Катя останавливалась через каждые десять шагов, отдыхая на здоровой нижней конечности. Она взмокла от боли и напряжения, а до дома было ещё далеко.
Ко всем несчастьям пошёл дождь. Тётя Катя поскользнулась и упала, разбив ещё и колено больной ноги. Она заплакала, завыла от боли, а надо было ещё подняться на дорожную насыпь, что казалось ей теперь невозможным. Несчастная женщина уже решилась оставить свою добычу, как вдруг увидела идущего по дороге мужчину. Он тоже заметил её, спустился с шоссейки и подошёл к ней:
– Это ты, Катя? Давай свой мешочек, – и, взметнув его на плечо, пошёл потихоньку впереди, так чтобы она успевала ковылять за ним с помощью штакетины.
«Кто это?» – подумала она, потому что голос мужчины показался ей знакомым. Но благодарность заглушила любопытство, и тётя Катя стала думать, как отблагодарить своего спасителя: дать ему бутылку водки, которая стояла у неё в холодильнике, или хватит трёх рублей на круснуху.
Но вот они дома. Над крылечком под навесом горела лампочка. Незнакомец поставил мешок на ступени и сказал:
– Ты, Катя, в следующий раз поменьше зерна насыпай: не надрывайся.
И тут только в электрическом свете, чуть не упав от страха, узнала она мужика. Это был их участковый, которого народ попросту, по-домашнему называл «урядником».
Несколько следующих дней, сидя дома с ногой в гипсе (корова, таки, сломала ей ногу), тётя Катя дрожала, ожидая вызова к директору, или визита «урядника», но ни того ни другого не последовало, и позже, встречаясь с ней, участковый делал вид, что ничего не знает.