Радуга тяготения

Так и идет. Ленитроп уступает титул Принца Четверке, и все номера меняются. Первым падает шотландец – сначала ошибался намеренно, затем неизбежно. Приносят и уносят иеровоамы – пузатые, зеленые, драная серая фольга на горлышках кидается отблесками электрического сияния бара. Пробки все прямее, меньше похожи на грибы, даты dégorgement[118] углубляются в военные годы, а компания все пьянее. Шотландец, хмыкая, скатился со стула, шагов десять оставался амбулаторен, после чего улегся спать под пальмой в кадке. Другой младший офицер, сияя, тут же занимает его место. Казино осмосом впитало весть, и вот уже вокруг стола толпятся прихлебатели, ждут потерь. Огромным кусом втаскивают лед с папоротниковыми трещинами внутри, грани дышат белым – его колют и дробят в огромную мокрую ванну, где остужаются бутыли, которые из погребов передают эстафетой. Вскоре загнанным официантам уже приходится воздвигать из пустых кружек пирамиды и разливать фонтаном сверху, а толпа воплями приветствует пузыристые каскады. Какой-нибудь шутник непременно выхватывает кружку снизу, вся конструкция качается, остальные подскакивают и кидаются спасать, что можно, пока не рухнуло, хресь, мундиры и ботинки мокрые, – дабы воздвигнуть все заново. Игра уже переключилась на «Принца по кругу» – каждый выкликаемый номер сразу становится принцем, и остальные номера сдвигаются соответственно. Теперь уже невозможно установить, кто ошибается, а кто нет. Вспыхивают споры. Половина залы запевает похабную песнь:

ПОХАБНАЯ ПЕСНЬ

Вчера я пежил Королеву Трансильва-нии,Сегодня я уже в Бургундии герой.Заеду скоро в Умопомраче-ние,Но Королевны ласковы со мной…

Икра на завтрак с розовой шампа-нью,Чуток «шатобриана» – пир горой…Сигарки в десять шиллингов запихиваю в рот

И так смеюсь, как будто весь мир – скверный анекдот,До лампочки мне всё, ведь расступается народПред тем, кто пежил Королеву Трансиль-ва-нии!

Голова Ленитропа – воздушный шарик, что поднимается не вертикально, а горизонтально, все время поперек залы, оставаясь на месте. Всякая клетка мозга теперь – пузырек: Ленитроп преобразовался в черный эпернейский виноград, прохладные тени, благородные кюве. Он смотрит на сэра Стивена Додсона-Груза – тот чудесным манером еще держится прямо, хотя глаза остекленели. Ага, точно – тут же предполагается контрзаговор, да да, э, ну-ка… Ленитроп увлекается наблюденьями за очередным пирамидальным фонтаном, на сей раз – сладкого «тэттенже» без всякой даты на этикетке. Официанты и сменившиеся крупье расселись птицами вдоль стойки, пялятся. Гам стоит неописуемый. На стол воздвигся валлиец с аккордеоном, лабает «Испанскую даму» в до мажоре – просто шпарит вверх-вниз по своей сопелке, как маньяк. Дым висит густо и клубами. В хмари тлеют трубки. В самом разгаре по меньшей мере три кулачных боя. Игру в «Принца» уже трудно засечь. В дверях толкутся девушки, хихикают, тычут пальцами. Свет в зале от роящегося обмундирования потускнел до буро-медвежьего. Ленитроп, вцепившись в кружку, с трудом подымается на ноги, разок крутится вокруг себя и с грохотом рушится посреди бродячей игры в «корону и якорь». Красивей, предупреждает он себя, красивей… Гуляки подхватывают Ленитропа за подмышки и задние карманы и мечут в направлении сэра Стивена Додсона-Груза. Ленитроп пробирается под стол – по пути ему на спину валится лейтенант-другой, – вброд через случайное озерцо пролитого игристого, через случайную топь блевотины, пока не обретает, как ему видится, набитые песком брючные манжеты Додсона-Груза.

– Эй, – вплетаясь в ножки стула, изгибая шею, дабы засечь физиономию Додсона-Груза в ореоле висящей лампы с бахромой на абажуре. – Идти можете?

Кропотливо переведши взор вниз, на Ленитропа:

– Не уверен вообще-то, что я могу встать…

Некоторое время они выпутывают Ленитропа из стула, затем встают – что происходит тоже не без своих сложностей, – определяют местоположение двери, прицеливаются в нее… Шатаясь, подпирая друг друга, они проталкиваются сквозь бутыленосную, окосевшую, рассупоненную, ревущую, бледноликую толпу, что хватается за животы, пробираются сквозь гибкую и надушенную женскую публику у выхода, все мило возбужденные, декомпрессионный шлюз перед выходом наружу.

– Срань святая.