Радуга тяготения

Но Кристиан не ломается, да и Павел оказывается там – вроде как. Ну, «там» не в том смысле, какой Энциан в его нынешнем состоянии рассудка станет пристально рассматривать. Но присутствует, что и говорить, вместе с потрясающим комплектом друзей, которые, судя по всему, появляются всякий раз, когда он приходит нюхать «Лёйнабензин», – такие, как, о, Мшистая Тварь, зеленее и ярче не бывает, горит ослепительнее флуоресцента, а сегодня вечером ныкается в углу поля, робеет, то и дело ворочается младенцем… или, скажем, Водяной Гигант – гость в милю ростом, целиком сделан из текучей воды, любит танцевать, закручиваясь от талии, руки привольно вьются по всему небу. Когда люди Омбинди забрали Марию искать врача в Гамбурге, зазвучали голоса – голоса Грибковых Пигмеев, какие плодятся в баках на рубеже между топливом и водяной подушкой, стали взывать к нему. «Павел! Omunene! Почему ж ты не вернешься повидать нас? Мы по тебе скучаем. Почему тебя не было?» Им там не очень весело – на Рубеже-то, состязаться с бактериями, что разъезжают по своей державе света, с этой клеточной аристократией, подбирающейся к стене углеводородов, дабы каждый оттяпал себе толику Господнего изобилья, – они опустошаются, оставляя свои отходы, зеленое журчанье, дивергентное нестабильное бормотание, слизь, что с ходом дней густеет, ядовитеет. Очень в самом деле это гнетет – быть пигмеем, скученным с тысячьми других, с сотнями тысяч, жить на другой стороне всего этого. Другой стороне, говорите? Вы о чем это? Какой еще другой стороне? Вы в смысле – в бензине? (Скученные Пигмеи, игриво и под какой-то широкоизвестный свинговый рифф:) Нет-нет, нет, нет! – Тогда, стало быть, что – в воде? (С. П.:) Нет-нет, нет, нет! – Ну так мне б кто-нибудь, пжалста, намекнул, пока я из трусов не сиганул! Мы в том смысле, объясняют Пигмеи, сближая крохотные свои головки в симметричный узор цветной капусты и сбираясь в мягкую томливую капеллу, как детки вокруг костра с Бингом Кросби в бейсболке (да, эти

Leunahalluzinationen[303], как известно, нормально так жуть нагоняют, жутче даже культурного шока, тут у нас мета

-шок, никак не меньше, белые трехсигменные лица в ритуале, чья тайна глубже, чем у северного сияния над Калахари…) мы в смысле на той стороне вообще всего, всего бактериально-углеводородно-отходного цикла. Отсюда мы видим Рубеж. Это долгая радуга, преимущественно цвета индиго, если это чем-то тебе поможет, – индиго и темно-пастельно-зеленая, ирландская такая (Бинг, дирижируя, вздымает все эти мозгопромытые ирландские личики трогательным крещендо в отблесках костра) зеленя… бензиня… в средине… субмарине… стихает, потому что к этому времени Павел уже отправился к нефтеперегонке, к черту эти 2¹/² недели добровольных мучений, люди Омбинди гонятся за ним у бойлерных труб, обмотанных стекловатой, мужчины и женщины равно пытаются его ласкать, давят с обеих сторон Вопроса Племенного Самоубийства, Энциан сетует, слишком увлекся Ракетой, слишком заалел в своей вражде с русским, ни о ком, кроме себя, не заботится… а Павел тут пытался не впутываться, не лезть под дыханье Мукуру, старался всего-навсего быть хорошим человеком…

Мшистая Тварь шевелится. Она подползла гораздо ближе с тех пор, как Павел смотрел в последний раз, – это тревожит. Внезапный разлив гладкого вишневого вниз по склону горы справа (а были горы? Откуда горы-то взялись?) и он незамедлительно понимает – это не обман и надежды нет, – что соскользнул в Север, что вдохнул дыханье первопредка – и оказался в этой ужасной земле, а он ведь наверняка знал, что так все и будет, шаг за шагом эти последние годы, отвернуть невозможно (что есть отвернуть? даже не знаю, куда и поворачивать… не знаю, как

вообще двигаться…) слишком поздно, опоздал на много миль и перемен.

И вот голова его в стальной прорези Кристиана в 300 ярдах. Как вдруг – кошмарное ветвленье: две возможности уже разлетаются со скоростью мысли – во всяком случае, новая Зона, вот она, будет стрелять Кристиан или же воздержится – прыгай, выбирай…

Энциан старается изо всех сил – сбивает ствол в сторону, речет пару неприятных слов юному мстителю. Но оба увидели эти новые ветви. Зона снова только что переменилась, и они уже переметнулись в эту новую…

Они подъезжают туда, где Павел нюхает синтетический бензин на склоне безлампового бежевого холма, под цистернами, что бело всползают улитками к небесам, – вот он, один из самых довольных клиентов «ИГ»…

Знает ли Павел такое, чего не знаем все остальные мы? Если «ИГ» хотело, чтобы это стало прикрытием для чего-то иного, то почему не для дыханья Мукуру?