Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— После того, что я узнал от вас, мадам, мне кажется странным, что у вас были планы о союзе вашего сына с Мишель Ардекур?

— Ах, это! Я всегда была против. Но ведь двое простофиль, я говорю о своих муже и сыне, позволили себя околпачить. Только меня, месье комиссар, так просто не провести! Мишель Ардекур, правда, уже наложила лапу на Пьера. А этот большой ребенок не может отказать ей ни в чем. Ему льстило, что у него будет образованная жена.

— Признайтесь, мадам, что это не так плохо?

— Возможно, что это неплохо, но лично я предпочитаю честных девушек.

— А вы считаете, что мадмуазель Ардекур не такая?

— Вы меня рассмешили! Девушка, живущая одна в Лионе?!

— Она ведь учится там?

— У этой учебы есть другая сторона, вот что я думаю!

Месье Вальер попытался смягчить гнев жены.

— Жермен, кажется, ты немного преувеличиваешь?

— Замолчи! Если бы я не прекратила ваши глупости, что бы с нами было сейчас, а? Я, конечно, не говорю, месье комиссар, что я рада случившемуся, но это развязывает мне руки! Теперь и речи быть не может о браке Мишель Ардекур с моим сыном. Мы честные люди! И если мой муж или Пьер забудут это, то я им напомню!

Вряд ли с Жермен Вальер было покойно жить под одной крышей. Ее муж, сжавшийся в кресле, был похож на большую медузу, выброшенную на сушу, у которой не было сил вернуться в море.

— А ваш сын согласен, мадам?

— С чем согласен?

— С разрывом его помолвки?

— Попробовал бы он не согласиться! Тогда бы ему пришлось выбирать между ней и нами. Пока я жива, в мой дом не войдет дочь самоубийцы, убийцы и вора!

Я немного помолчал.

— Мадам Вальер, а вы никогда не допускали, что месье и мадам Ардекур могли стать жертвами двойного преступления?

— Двойного преступления?

— В конце концов, почему кто-то, кто украл двадцать миллионов, не мог убить мужа и жену, чтобы избавиться от свидетелей?

Поначалу это ее озадачило:

— Что за странная мысль! Кажется, вы не там ищете, месье комиссар? И потом, даже если то, о чем вы говорите, так и есть, — мне все равно. В нашем доме никого не убивали!

Не желая больше с ней разговаривать, я обратился к месье Вальеру:

— Кажется, вы работаете в той же области, что и покойный месье Ардекур?

— Да, я тоже торгую недвижимостью. Но всегда занимался более крупными делами, чем были у бедного Анри.

— Позвольте спросить, как идут ваши дела, месье Вальер?

Жермен Вальер закричала:

— А почему это вас беспокоит, месье комиссар? Вы ведете расследование по делу Ардекуров или по нашему?

— Пока по Ардекурам, мадам Вальер.

— В таком случае, разговор окончен, и я прошу вас уйти.

— С удовольствием, мадам.

Провожая меня к двери, Жюль Вальер смущенно, словно большой ребенок, застигнутый за едой недозволенных сладостей, прошептал:

— Месье комиссар, Жермен сейчас очень взвинчена. Поверьте, обычно она более приветлива… Но в эти последние дни с ней очень трудно…

* * *

Я сворачивал на улицу Арколь, когда услышал позади шаги бегущего человека. Обернувшись, я увидел Пьера Вальера.

— Месье комиссар, когда вы разговаривали с моими родителями, я не выходил из комнаты, но все слышал.

— Почему же вы не вмешались?

Он склонил голову.

— Смешно признаться, месье комиссар, но я боюсь матери. Я ее всегда боялся и ничего не могу поделать с этим страхом. Мне нужно жениться и уехать отсюда, но, к сожалению, кроме как работать у отца, я ничего больше не умею.

— Неужели вы бросите Мишель Ардекур, как того хочет ваша мать?

— Но она больше ничего не хочет даже слышать об этом браке.

— А вы?

— Я люблю Мишель и очень хочу на ней жениться.

— Когда же вы это сделаете?

— Когда смогу.

— То есть, когда ваша мамочка разрешит вам.

В моем голосе, очевидно, было столько презрения, что он покраснел до ушей.

— Пожалуйста, не будьте так жестоки, месье комиссар. Если вы увидите Мишель, передайте, чтобы она немного подождала… Все это пройдет… Скажите, чтобы она не сомневалась во мне.

— По-моему, вы слишком много хотите от Мишель.

— Она меня знает… Она знает, что пока я не могу перечить матери. Но я чувствую, я знаю, что такой день обязательно наступит.

— Вы не идете на похороны Ардекуров?

— Родители считают, что нас это может скомпрометировать.

Я не ответил. Он поднял глаза, и, увидев выражение моего лица, снова покраснел:

— Вы правы! Я пойду…

И он остановил такси.

* * *