Практически все основные узлы данного сюжета мы находим и у «античных классиков» — Тацита и Светония, когда они переходят к рассказу о ГИБЕЛИ ПИЗОНА, основного противника и коварного врага Германика.
После смерти Германика против Пизона поднимается волна осуждения и ненависти. Хотя Тиберий поддерживал Пизона, однако положение Пизона стало быстро ухудшаться. Тацит сообщает: «Ненависть к Пизону не улеглась: со всех сторон раздавались требования обрушить на него кару, и часто слышались сетования на то, что он… нагло и коварно затягивает возвращение в Рим, чтобы тем временем уничтожить доказательства своих преступлений…
Переплыв Далматинское море и оставив корабли у Анконы, Пизон направился через Пицен и далее по Фламиниевой дороге… Много толковали о том, что Пизон часто показывался в дороге двигавшимся походным порядком воинам. Из Нарнии, чтобы избежать подозрений… Пизон спустился по Нару и затем по Тибру, но еще больше восстановил против себя народ… Ненависть к нему распаляло и то, что его возвышавшийся над форумом дом был украшен по-праздничному…
Трион… добился разрешения обвинять Пизона за его предыдущие преступления, и принцепса попросили взять на себя их расследование…
Обвиняемый обращался к Луцию Аррунцию, Публию Виницию, Азинию Галлу, Эзернину Марцеллу и Сексту Помпею, прося их себе в защитники, но так как они под разными предлогами отказались, защищать его взялись Маний Лепид, Луций Пизон и Ливиней Регул; Рим проникся настороженным ожиданием: насколько друзья Германика окажутся верны его памяти…
Возбуждение народа достигло крайних пределов: никогда прежде не позволял он себе столько тайных пересудов о принцепсе и стольких молчаливых подозрений…
Против большинства обвинений защита была бессильна…
В народе, собравшемся перед курией, слышались выкрики, что они не выпустят из своих рук Пизона, если он выйдет из сената оправданным…
Затем Пизона поместили на носилки, и в сопровождении трибуна преторианской когорты он был доставлен к себе, что вызвало в народе противоречивые толки, так как одни считали, что трибун приставлен к нему, чтобы охранять его жизнь, а другие — чтобы предать смерти…
Стойко вынеся возобновившиеся обвинения, угрозы сенаторов, всеобщую враждебность и озлобление, он ничем не был так устрашен, как видом Тиберия, который, не выказывая ни гнева, ни сострадания, упрямо замкнулся в себе… Возвратившись домой, Пизон некоторое время что-то писал… и, запечатав, вручил написанное вольноотпущеннику. Затем он уделил обычное время трапезе и отдыху. Поздней ночью, после того как жена вышла из его спальни, он велел запереть двери, и, когда забрезжил утренний свет, его нашли с пронзенным горлом, а на полулежал меч» [833], т. 1, с. 84–88.
История гибели Пизона достаточно близка к рассказу о судьбе хана Кучума. В самом деле.
• Как Пизон, так и хан Кучум являются виновниками гибели популярного полководца, героя. Причем обоих обвиняли в убийстве полководца (Ермака-Германика).
• После гибели полководца, как Пизона, так и Кучума, начинают преследовать неудачи. Против них возбуждается ненависть значительных масс народа. Оба вынуждены много странствовать, пытаясь уйти от преследований.
• В русско-ордынской версии хана Кучума убивают его же подданные. В «античной» версии Гнея Пизона обвиняют сами римляне, вынуждая его покончить жизнь самоубийством. Хотя отмечается, что самоубийства Пизона никто не видел. Его нашли утром с пронзенным мечом горлом. Поэтому не исключен и вариант с убийством. Тем более, что, как выясняется, Тиберий пытался даже провести расследование обстоятельств смерти Пизона: «Принялся допытываться, как Пизон провел последний день и последнюю ночь» [833], т. 1, с. 88.
Перед нами — хорошее соответствие «античной» римской и русско-ордынской версий.
На рис. 4.42 показана одна из заключительных гравюр из Кунгурской летописи. Корабли Руси-Орды возвращаются после завоевания далекой страны. Художник изобразил здесь большое море или океан, из-за которого приплывает казацкий флот. Все правильно. Войска Ермака-Кортеса-Германика вернулись на родину из Америки, далекой заокеанской страны. Они пересекли большой океан. На рис. 4.43 изображено большое празднество в честь вернувшегося ордынского-османского войска. Воинский парад, скачет конница, салютуют пушечные батареи.