Расплата

Надо же быть таким идиотом… Не подумать, какой сегодня день, одеться с расчетом покрасоваться, не предусмотрев, что придется ждать… Впрочем, даже если б он и представлял, что его ждет здесь, чем бы это помогло? Какой-то другой подходящей одежды у него просто не было. Единственная пара приличных ботинок – черных, высоких, на шнуровке – красовалась на ногах, но не грела по причине отсутствия носков. Конечно, не настоящие «Мартенсы», но похожи настолько, что издалека могли кого-то обмануть. По крайней мере, на это он и надеялся.

Ругать погоду не имело смысла; надо просто завязывать.

– Такая холодрыга, Сигрун… Давай лучше придем завтра. – Жаль, остыл тот жар, что побежал по венам, когда тот гребаный коп и та сучка-психолог объявили, чего им нужно от него. Вот тогда он мог бы стоять голый в буране и ничего не чувствовать.

Сестра покачала головой.

– Подождем. Завтра будет уже не то.

Сигрун закуталась так, что свободными остались только нос и глаза. Трёстюр посмотрел на ее руки. Она надела старые перчатки с двумя обрезанными пальцами и зашитыми дырками на правой руке. А ведь могла бы просто носить варежки, как делала раньше… Странно и непонятно. В любом случае, он никогда не касался этой темы, хотя вряд ли смог бы объяснить, делала ли она это, чтобы защитить его или себя.

Трёстюр сунул руку в карман – за сигаретами. Он слышал где-то, что при курении кровеносные сосуды сужаются, а значит, теоретически, человеку должно как бы стать теплее. Самое время проверить теорию практикой. Кроме того, ему отчаянно хотелось затянуться – последнюю сигарету он выкурил на автобусной остановке. Одной из причин, почему деньги, получаемые им по пособию, заканчивались так быстро, была как раз эта вредная привычка.

– Не надо. – Сигрун помахала руками в воздухе, словно отмахиваясь от дыма. – Увидят дым – догадаются, что мы здесь. Не стоит привлекать к себе внимание.

Сигарета уже наполовину выпрыгнула из пачки, но Трёстюр задвинул ее назад. Сигрун только разнервничалась бы, если б он ее не послушал и поступил по-своему. К тому же сестра была права; если кто и умел избегать внимания, то это она. В отличие от Трёстюра с его характерным – да пошли бы вы все – отношением, Сигрун всегда старалась оставаться незаметной, почти невидимой. Насколько он помнил, такой она была всегда: держалась в тени, потому что стоило только кому-то приметить ее, как в следующую секунду случалось что-нибудь страшное. Сигрун нигде не чувствовала себя в безопасности: ни в школе, ни дома, ни в клубе, ни в игре. Любое занятие, подразумевавшее участие других детей, означало угрозу. С годами дразнить и запугивать ее почти перестали, но эффект пережитого остался. Не смотрите на меня. Не замечайте меня. Меня здесь нет.

Это стремление оставаться невидимой отражалось и в ее одежде. У посторонних, если те вообще замечали ее, складывалось впечатление, что Сигрун изо всех сил старается выглядеть неряшливой и безвкусной. В серых платьях, слишком длинных и мешковатых, она напоминала члена общины амишей. Выбранному образу соответствовали и волосы – длинные, неухоженные, какого-то мышиного цвета. Сигрун не пользовалась ни тушью, ни губной помадой, и Трёстюр – хотя он никогда в этом не признался бы – проводил у зеркала намного больше времени, чем сестра.

Он знал, в чем дело, и разрешал ей держаться в тени, не приставая и не комментируя. У нее был свой метод; у него – свой, противоположный. Подтверждением чему служили кольца, из-за которых сейчас, на холоде, заныли мочки ушей.

– Мы вообще-то сколько здесь уже ошиваемся?

– Не так уж и долго. Они уже должны выходить. – Сигрун заглянула за угол большой белой церкви и снова прислонилась к стене. Трёстюр ее примеру не последовал – слишком уж холодным был бетон. В левой, целой, руке сестра держала букетик цветов, который они купили в супермаркете перед тем, как сесть на автобус до Фоссвогюр. Цветы уже подувяли и вообще выглядели непрезентабельно, чего и можно было ожидать от дешевого букета. Но это не имело никакого значения; букет у флориста стоил втрое дороже, и было бы глупо тратить такие деньги на мертвеца. Сигрун снова выглянула из-за угла. – Как только она выйдет, так сразу и пойдем.