Расплата

– Нет. Когда человек выходит из мест заключения, ответственность за него принимает на себя тюремная служба. В случае с условно-досрочным освобождением они ведут наблюдение за бывшим заключенным, но, насколько мне известно, не делают ничего для семьи, если та сама не связывается с ними первой.

Фрейя пробормотала что-то невнятное, поскольку уже впечатывала в строку поиска имя «Йоун Йоунссон». Система выдала два миллиона упоминаний, причем верхние не имели никакого отношения к педофилу. С тех пор как его имя замелькало в заголовках новостей, прошло больше десяти лет. Она добавила дату – 2004 – и запустила новый поиск.

– То есть ты – я имею в виду полицию – за ними не следишь? А вы знаете, чем рискуете? Знаете, что возможен рецидив? Педофилия не лечится. Единственный ограниченно успешный метод – научить их не уступать своим противоестественным желаниям. В Исландии такое лечение даже не предлагается.

– Я не эксперт и могу лишь предполагать, что социальные службы подключаются только после освобождения заключенного. Отслеживают, где он живет, и так далее. Я имею в виду последствия их действий… жертв, – торопливо добавил он.

– Мы никаких уведомлений не получаем. Поверь, я бы знала.

На экране появились первые ссылки на интересующего ее человека. Фрейя кликнула по статье в уже не существующем еженедельнике. Она хорошо помнила статью – в высшей степени противоречивую. В то время все сошлись на том, что газете не следовало публиковать интервью с арестованным, и что та сделала это с одной-единственной циничной целью: поднять свой падающий тираж. Несмотря на возмущение общественности, тот выпуск был раскуплен целиком, но требуемого чуда не случилось – просто банкротство произошло несколькими неделями позже.

– И все-таки, что нам делать теперь? – спросила Фрейя. – Попытаемся поговорить с Трёстюром еще раз? Теперь мы хотя бы знаем его бэкграунд, знаем, чем объясняются его проблемы в подростковом возрасте, когда он писал то самое письмо. «ЙЙ», вероятно, относится к его отцу. После убийства прошло меньше двух лет, явно недостаточно для столь трагического события.

– Боюсь, о повторном визите в ближайшее время вопрос не стоит.

На экране развернулось фото Йоуна Йоунссона. Он сидел в комнате для свиданий тюрьмы Литла-Хрёйн, которую Фрейя узнала с первого взгляда, и смотрел в узкое окно с таким видом, будто держал на своих плечах все скорби мира. Однако в интервью, насколько помнила Фрейя, Йоун Йоунссон предстал человеком, вовсе не обремененным раскаянием, и тогда эта поза показалась ей безвкусно напускной. Трудно представить, что чувствовали родители девочки, читая откровения убийцы, особенно ту часть, где Йоун говорил о дате выхода из тюрьмы. Несправедливость такого расклада возмущала и вызывала негодование: он считал дни до освобождения, тогда как маленькая Вака Оррадоттир получила смертный приговор… Фрейя тряхнула головой, отгоняя воспоминания.

– Ты сказал, поговорить с Трёстюром еще раз не получится? Но как же письмо? Будешь продолжать расследование?

– Нет. Мне сказали положить дело на полку. До лучших времен. Сейчас в приоритете более важное расследование. Может быть, вернусь к письму, когда закончим с этим.

Она не стала спрашивать, как сам Хюльдар отнесся к такому решению, но, должно быть, большое дело интереснее и важнее, чем мелочь вроде какого-то письма.

– Понятно. – Фрейя вернулась к профилю Йоуна Йоунссона. Статью сканировали, и фотография была не самого лучшего качества, но выражение лица читалось однозначно. На ум пришло слово гнусное. Отвратительно, омерзительно гнусное. Она оторвала взгляд от экрана и попыталась сосредоточиться на разговоре. – Значит, дальше не пойдет?

– Нет. По крайней мере, пока. Когда все утихнет, я с тобой свяжусь. Если ты, конечно, не против. – Хюльдар помолчал, потом нерешительно продолжил: – Вообще-то, я хотел спросить… Ты не занята в выход… – Он не договорил.

– Позвони, если дело откроют заново. И… пока. – Фрейя дала отбой раньше, чем он успел предпринять еще одну попытку пригласить ее встретиться. Погулять она пойдет, но не с ним.

Нет. Определенно нет, сказала себе Фрейя, как отрезала. И, чтобы не чувствовать себя виноватой перед ним, вернулась к интервью. Полиция посчитала дело с письмом Трёстюра второстепенным, но у нее было другое мнение. Возможно, чтение интервью разбудит уснувший мозг, и она сможет завершить ежегодный отчет…