Расплата

Дела идут все хуже и хуже: должно быть, Андрею каким-то образом удалось обмануть люксембургский фонд, точно так же, как он обманул «Терндейл». Катя лишь отсрочила неминуемый крах компании, одновременно оказавшись замешанной в подозрительную трансакцию.

– А что ты будешь делать, если тебе позвонят из фонда – на следующей неделе, или в следующем месяце, или в следующем году – и скажут, что акции ненастоящие?

– Я спросила у Андрея, могут ли здесь возникнуть проблемы, и он сказал, что все будет нормально.

– И ты ему поверила?

– Он мой брат, – просто отвечает она.

Я не знаю, что на это сказать: было время, когда я бы тоже поверил Андрею.

– Со всей этой затеей что-то не так.

– Не то чтобы у меня не возникали вопросы, Питер, – уточняет Катя. – Как быстро я смогу доехать?

– Думаю, часа за три с половиной. Если выедешь прямо сейчас, доберешься часам к десяти.

– Я не могу ехать немедленно. Глава отделения Института федеральных управляющих в Сент-Луисе сейчас в городе, и мы с ним ужинаем. Если мне удастся уйти пораньше, я приеду к полуночи. Твой телефон будет включен?

– Да.

Эмили уже в холле. Я слышу, как она разговаривает с кем-то.

– Я должен сообщить тебе еще кое-что, – неохотно признаюсь я. – Сегодня утром я говорил с Уильямом. Вчера вечером он продал свой пакет акций в «Терндейл».

– Что он сделал? – Ее голос становится высоким и резким. – Кому?

– Я пока точно не знаю.

– Не скрывай от меня ничего, Питер, – умоляет Катя. – Пожалуйста.

– Русским. Возможно, деньги грязные.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Не шучу.

– Господи. – Она оглушена новостью. – Как, ну как это могло произойти? Мелкие акционеры нас уничтожат. Нас просто завалят исками.

– Думаю, Уильяму абсолютно наплевать на судебную тяжбу, – отвечаю я, глядя, как Эмили открывает дверь. На плече у нее большая оранжево-розовая сумка, и похоже, она чем-то обеспокоена. – Он собирается покинуть страну.

– Расскажи мне все, что тебе известно, – просит Катя.

– Сейчас не могу. Я должен повидаться с Андреем.

– Погоди секунду. Уильям сказал тебе, что продал свой пакет акций русским. Думаешь, Андрей в этом как-то замешан?

– Может быть.

– К черту ужин, – заявляет она. – Я выезжаю немедленно.

43

– В холле стоит полицейский, – говорит Эмили. – Он потребовал у меня предъявить паспорт. Ничего не случилось?

– Все в порядке, – отвечаю я, ничуть не удивляясь, что Тиллинг оставила здесь кого-то, чтобы проверить данные Эмили. Несмотря на мой вотум доверия от Эллис, Тиллинг вряд ли станет доверять мне.

– Я думала, что полиция хочет арестовать вас за убийство.

– Мне повезло.

Мгновение Эмили пристально смотрит на меня, но постепенно сомнение на ее лице сменяется озабоченностью.

– Вы снова бледны, – заявляет она. – Сядьте на кровать. Можете рассказывать, что произошло, а я пока осмотрю вас.

Эмили проводит осмотр, а я докладываю ей о нашей с Тиллинг беседе. Эмили, кажется, не очень вникает в мои слова, задает мало вопросов, но это не важно. Я должен обсудить с ней одну вещь, прежде чем повидаться с Андреем.

– И еще одно, – говорю я, пока она снимает манжету тонометра у меня с предплечья. – На днях, когда я возвращался в Соединенные Штаты, меня задержали. Федеральный агент по фамилии Дэвис выдвигал совершенно нелепые обвинения в адрес Андрея и вашей клиники.

Эмили прикасается пальцем к моим губам, качает головой и указывает на дверь.

– Наш друг находится в доме, расположенном всего лишь в паре минут отсюда, если идти вдоль пляжа. – Порывшись в сумке, она извлекает оттуда банан. – Съешьте, чтобы поднять уровень сахара в крови, и мы сразу же отправимся туда. Поговорим по дороге.

Я с жадностью набрасываюсь на сочный плод и одним движением заглатываю его треть, а Эмили в это время достает мое пальто из шкафа. Она отбирает у меня банан, чтобы я смог продеть здоровую руку в рукав, подносит фрукт ко рту, чтобы я откусил еще кусок, а затем придвигается поближе, чтобы помочь продеть в рукав и вторую, больную руку. У Эмили светлые ресницы, а на носу россыпь бледных веснушек. Меня охватывает неловкость, когда я вспоминаю, что вчера она раздевала меня.

– Скажите-ка, – я ищу возможность просто поболтать, – вы всегда держите в сумке фрукты?

– Я взяла этот банан внизу, в холле, специально для вас, – отвечает Эмили улыбаясь и снова протягивает мне банан, чтобы я его доел. – Но раз вы спрашиваете, то да. Дети цыган в Москве все недоедают, а младшие не получают ничего из тех денег, которые им удается выпросить у прохожих. Я покупаю то, что могу себе позволить, а остальное потихоньку краду из гостиниц для иностранцев. Бананы – самые питательные фрукты.

– А персонал гостиниц не возражает? – интересуюсь я, развеселившись от такой сценки: Эмили прячется в роскошных вестибюлях и тайком ворует фрукты с серебряных подносов.