Расплата

– Никаких проблем с ними не возникает. – Она выбрасывает кожуру в корзину для мусора и начинает ловко застегивать на мне пальто. – Все меня знают. Я – тот самый американский врач, который собирает бананы и раздает презервативы. И пожалуйста, не надо шутить. Я все эти шутки уже слышала, причем в двух вариантах: по-английски и по-русски. Хотя совершеннейшая правда: бананы иногда выполняют двойную функцию – они являются прекрасным дидактическим материалом в моей работе.

– Я встретился с парочкой цыганских детишек в подземном переходе, – кисло сообщаю я. – Один из них стянул у меня часы.

– Надеюсь, вам, по крайней мере, удалось сохранить кошелек, – сочувственно говорит она. – Они удивительно проворны. Несколько лет назад один такой ребенок и у меня часы украл, а также кольцо, которое было мне очень дорого. С тех пор я не ношу украшений.

– Но вы собираете для них фрукты.

– Никогда не отчаивайтесь, если речь идет о детях. – Эмили осторожно поднимает мою больную руку и засовывает ее в пальто между двумя пуговицами. – Это мой руководящий принцип. Если и есть хоть что-то, что заставляет меня продолжать свою работу, так это то, что большинство моих пациентов – дети. Вы готовы?

У меня такое чувство, что я прождал целую вечность.

– Полностью, – отвечаю я. – Ведите меня.

Полицейского в холле уже нет, точно так же как нет и следа джипа на пляже. Мы с Эмили идем к океану, пока не доходим до сырого песка у самой воды, где сворачиваем налево. Луна освещает наш путь. Мое страстное желание увидеть Андрея быстро сменяется чувством неловкости. Я был слишком занят его поисками, чтобы продумать предстоящий разговор. Самое худшее – ему уже известно, что наемники Лимана ответственны за убийство Дженны, и он так и не рассказал мне об этом из чисто эгоистических соображений или по причине собственной виновности. Если это так, я никогда его не прощу. Но если он не знал о Лимане, я просто не могу понять, почему Андрей так и не связался со мной, вне зависимости от того, что произошло между мной и Катей, или от того, насколько он стыдился своей кражи.

– Андрей ведь никогда не говорил вам, что он гей, верно? – спрашивает Эмили, прерывая ход моих мыслей.

– Нет. – Я смущаюсь.

– И из-за этого вы на него сердитесь.

– Мне все равно, кто с кем спит, – натянуто отвечаю я. – Но мы долгое время были друзьями. Он должен был рассказать мне.

– Он хоть раз солгал вам? – уточняет она. – Или вы просто сделали предположения, которые вам больше нравились?

Я вспоминаю, что Андрей говорил мне во время нашей встречи в Риме: мой взгляд на мир настолько закоснелый, что я далеко не всегда вижу людей и вещи такими, какие они на самом деле.

– Дело не только в том, что Андрей не признался в своей ориентации, – оправдываюсь я. – Есть и другие вещи, о которых он умолчал, куда более важные.

– А вы никогда ничего от него не скрывали?

Только тот факт, что я предал Дженну, одного из его близких друзей, переспав с Катей, его сестрой. Я не отвечаю.

– Позвольте задать вам один вопрос. – Эмили отскакивает в сторону, так как волна норовит залить ей туфли. – Вы с Андреем были в одном бизнесе, верно?

– Более или менее. – Я с облегчением меняю тему разговора.

– Он упоминал, что часто звонил людям, которых никогда в жизни не видел, и договаривался об обмене акций или облигаций стоимостью в сотни миллионов долларов всего лишь на основе одного телефонного звонка.

– Примерно так финансовые рынки и работают на уровне крупных предприятий.

– Мне трудно понять это. Когда клиника купила ксерокс, мне пришлось подписать договор, в котором было тридцать страниц.

– Верхушка финансового рынка похожа на английский мужской клуб, – отвечаю я, радуясь возможности наконец-то и себя показать специалистом. – Ваше слово – вот ваши облигации. Нет ничего хуже, чем поставить под удар свою репутацию.

– Именно к этому я и веду. Андрей не считал, что ваш мужской клуб готов принять людей, отличающихся от большинства. Ваш друг боялся за свою репутацию.

– Но, похоже, он преодолел этот страх, – раздраженно возражаю я.

– Мне не нравится ваш тон.

– А мне не нравится, что вы пытаетесь оправдать Андрея.

– Я не пытаюсь его оправдать. Я пытаюсь объяснить. – Эмили делает глубокий вдох, а потом громко выпускает воздух из легких. – Прежде чем мы доберемся до дома Андрея, я должна вам кое о чем сообщить.

– И о чем же?

– У Андрея СПИД.

– О Господи. – У меня такое ощущение, будто мне заехали ногой в живот. – Но он в нормальном состоянии?

– Нет. Иначе меня бы здесь не было. В августе я поставила ему диагноз: африканская лимфома. Это тяжелый рак лимфы, связанный с ВИЧ/СПИДом. Лечение в США лучше, чем в Москве, поэтому я определила Андрея в больницу при университете Стоун Брук – здесь, на Лонг-Айленде. У них хорошая программа лечения онкологии, вызванной СПИДом, и я знакома с некоторыми сотрудниками.

– Но почему он тогда не в больнице? – Я задаю этот вопрос, но растущее чувство непоправимого уже подсказывает мне ответ.