Расплата

– Нет, как сплетню мне преподнесли информацию о появлении нового лекарства, которое компания решила не производить. Все остальное я узнала позже.

– Но почему компания решила не производить лекарство?

– Швейцарцы решили выждать, – с горечью объясняет Эмили. – Если устойчивый к медикаментам туберкулез попадет в развитые страны, лекарство принесет миллиарды. Они считают, что это произойдет, и я с ними согласна. Десять лет назад во Флориде была вспышка такого туберкулеза, и справиться с ней удалось лишь через два с половиной года. Из восьмидесяти одного пациента умерли двадцать шесть, а ведь к их услугам было лучшее медицинское обслуживание. Представьте себе уровень спроса, если случится более обширная вспышка болезни.

– И вы рассказали Андрею об этом слухе. – Я внезапно начинаю понимать.

– Рассказала. Через пару месяцев он дал мне несколько дисков, содержавших данные клинических исследований нового антибиотика – и результаты как они есть, и комментарии врача. Лекарство, проходившее испытание, блокировало синтез ферментов метаболизма и в некоторых случаях было эффективно против туберкулеза. Андрей спросил мое мнение. Я провела независимый анализ результатов и сказала ему, что это лекарство, похоже, настоящая находка.

Должно быть, он подкупил кого-то в компании, понимаю я, и это вызывает у меня противоречивые чувства. Занавески начинают громко хлопать, и я встаю, чтобы прикрыть окно. Свечи на подоконнике и каминной полке уже догорели.

– Недели через две после этого, – продолжает Эмили, – Андрей сообщил мне, что он входит в состав совета директоров благотворительной организации, в руки которой попала формула нового лекарства от туберкулеза, и они хотят провести клиническое исследование эффективности лекарства против туберкулеза, не поддающегося стандартному лечению. Он попросил меня все организовать.

– Погодите-ка, – снова садясь в кресло, прерываю ее я: мой мозг работает по слишком многим направлениям. – На лекарства нужно получить патент, верно?

– Верно. Иногда – только на основную молекулу, иногда – и на молекулу, и на процесс производства.

– А разве компания не патентует лекарство, прежде чем проводить по нему клинические исследования?

– Вне всякого сомнения.

– Тогда в том, что вы мне рассказали, нет никакого смысла. Если швейцарцы уже запатентовали лекарство, зачем фонду Андрея проводить по нему независимые исследования?

– Мне неизвестно, что лекарство Андрея – то самое, которое открыли швейцарцы, – отвечает Эмили, напоминая мне, что Андрей не посвящал ее в детали.

– Предположим, что так оно и есть.

– Тогда я бы сказала, что фонд Андрея собирался опубликовать результаты своих исследований, чтобы общественность вынудила швейцарцев начать производство.

– Но у вас ведь уже были результаты клинических испытаний.

– Те испытания касались лекарства от акне, – терпеливо объясняет она, – а не открытого туберкулеза. Они очень помогли, но по ним нельзя было делать выводы.

Я сильно взволнован, мой мозг работает с той же скоростью, что и во время биржевых торгов.

– Этот слух, который до вас дошел… Как называлась та швейцарская компания?

– «Цайц». Это огромная компания. Входит в европейский конгломерат, который чем только не занимается.

Тиллинг говорила мне, что Лиман несколько лет назад работал на крупную швейцарскую фармацевтическую компанию. Очередные кусочки мозаики попадают на нужные места. Я готов держать какое угодно пари на то, что Лиман работал именно на «Цайц».

– Если фонд Андрея получил лекарство, принадлежавшее «Цайц», могло ли это стать известно швейцарцам?

– Клинические исследования должны пройти подтверждение, – отвечает Эмили. – И в зависимости от того, куда вы обратитесь, данный процесс может быть прозрачным, а может и не быть. Если предположить, что у «Цайц» есть лекарство от туберкулеза, они должны быть особенно заинтересованы в контроле над любыми патентными заявками на аналогичные средства. Даже если заявка Андрея не предполагала открытого рассмотрения, они могли узнать о ней. В заявке, без сомнения, было бы указано мое имя, а возможно, – и имя Андрея.

Если бы в «Цайц» выяснили, что Андрей проводит испытания их лекарства, они бы пошли на все, чтобы остановить моего друга. Как только эффективность лекарства против устойчивых форм туберкулеза была бы доказана и обнародована, швейцарцам пришлось бы начать выпускать его, невзирая на отсутствие платежеспособного рынка. «Цайц» потеряла бы миллиарды.

– Предположим, что люди, искавшие Андрея, работали на «Цайц». – Я возвращаюсь к началу нашего разговора. – Чего они надеялись добиться?

Эмили пожимает плечами.

– Возможно, они хотели убедить Андрея, что для него будет лучше, если он отменит исследования и сообщит им, сколько принадлежащих им данных у него есть и откуда он их получил. Один из способов достичь этого – запугать Андрея, избить и пригрозить, что будет еще хуже.

– «Цайц» когда-нибудь угрожала вам или вашей клинике?