Расплата

– Моя сестра-близнец Катя, – сказал он. – Она совсем недавно начала работать в «Терндейл», фирме по управлению активами.

Катя протянула мне руку для рукопожатия. Она была невысокого роста, тонкокостная, с блестящими черными волосами и круглым миниатюрным личиком.

– Это, должно быть, прекрасное назначение, – отметил я. – В «Уолл-стрит джорнал» пару лет назад печатали статью об Уильяме Терндейле.

– Каждый новый сотрудник получает копию этой статьи, – ответила Катя и сдержанно улыбнулась. – Его называют современным Медичи. Покровителем искусств и принцем финансов.

– И как с ним работается?

– Вообще-то пока не знаю. Мы и говорили-то один раз, да и то я пала ниц и билась лбом о землю.

Я засмеялся.

– Но давай отвлечемся от Терндейла. Ты читал в колледже «Джорнал»? – удивилась она, широко открывая глаза.

– Ага, – ответил я; меня позабавила ее показная недоверчивость. – А что? И что ты читала?

– «Дейли уоркер» и «Мазер Джонс». [4]Учеба в колледже – это время, когда надо вывести весь бред о социальной справедливости из своего организма. На людей вроде тебя нельзя положиться. С тобой однажды приключится отсроченный кризис сознания, как раз когда ты мог бы сорвать куш, наступив на горло пролетариату.

– В то время как у тебя никаких сомнений не будет?

– Никаких, – нежно пропела она. – Если понадобится – я это сделаю. Разве не пора одному из вас купить мне пиво?

– Моя скромная сестренка, – усмехнулся Андрей, обнимая ее за талию.

Пара бокалов пива превратилась в пять. Катя продолжала в том же духе, сначала провоцируя нас с Андреем говорить о своей работе и баскетболе, а потом ловко высмеивая нас, нанося ощутимые уколы нашему тщеславию и иронизируя по поводу наших амбиций. Я подумал, что Дженне она бы понравилась. У Кати не было никакого необычного акцента. Она объясняла этот контраст с английским своего брата тем, что Андрея отправили учиться в английский интернат, когда ему было восемь, чтобы он приобрел навыки лидера, в то время как ее оставили дома, в Нью-Йорке, чтобы она сосредоточилась на ведении домашнего хозяйства. Андрей пошел внутрь бара, когда настала его очередь покупать всем пиво, а Катя взяла со стола мою руку и повернула ее ладонью к свету. Когда она прикоснулась ко мне, моя ладонь отозвалась покалыванием.

– Ты предсказываешь будущее? – спросил я.

– Иногда.

– Это еще одна вещь, которой ты научилась в колледже, пока я был слишком занят, читая «Джорнал»?

– Это один из навыков, которые я приобрела дома. Моя мать ведьма, а отец принц. Я пошла в него, но могу колдовать, если к этому меня побуждает мой дух.

Я не знал, смеяться или нет.

– Дай-ка угадаю, – предложил я. – В моем будущем ты видишь кризис сознания.

– Ну, это рабочее предположение.

– Так что же еще ты видишь?

– Двоих детишек и дом в пригороде. Отпечатки пальцев, измазанных арахисовым маслом, на брюках от твоего костюма.

– И?

Она пристально всмотрелась в мою ладонь.

– Кота, которого ты не любишь. Пушистик или Пушок. Он будет мочиться в твои ботинки для гольфа.

– И все? – Я притворился разочарованным.

Катя легонько провела пальцем по моей линии жизни, заставив меня вздрогнуть. Я наклонился к ней, вдыхая ее аромат, и понял, что пьян.

– Трудно, – заявила она. – Может, станет легче, если позолотишь ручку.

Я вытащил из кармана монету в двадцать пять центов и вложил ей в ладонь. Катя подержала ее на большом пальце и ловким щелчком отправила на мостовую.

– В ней полно примесей. Если хочешь услышать хорошие новости, нужно платить по-настоящему.

– У меня есть пара золотых, – заявил я, чувствуя, что у меня голова идет кругом.

– Так попробуй еще раз.

Я поднес ее руку к своему лицу и прикоснулся губами к ложбинке.

Катя задумчиво хмыкнула:

– Похоже, это сработало.

– И как насчет хороших новостей? – глухо спросил я.

Она нежно похлопала меня по ладони.

– Девушка.

– Как она выглядит?

– Это ты мне скажи, – предложила Катя, поднимая голову.

Я колебался, меня охватило смущение. Одно долгое мгновение Катя ждала ответа, а затем встала, выпустив мою руку, и застегнула куртку.

– Поздно уже. И я слишком много выпила. Попрощайся за меня с Андреем.

Порыв ледяного ветра вырывает меня из воспоминаний, когда двери поезда открываются на высокой платформе у Сто Двадцать Пятой стрит. За моей головой что-то с глухим стуком ударяется об окно. На крыше напротив платформы кучка детей. Они швыряют снежки в поезд. Я делаю резкий вдох, когда вижу, как парнишка бежит вперед, с размаху бросает снежок и резко останавливается за полметра до края крыши. Двери закрываются, и дети начинают возбужденно подпрыгивать, хлопая друг дружку по открытым ладоням. Жаль, что мне не двенадцать лет. Когда поезд набирает ход, я смотрю на часы. Катя просила меня приехать к часу. Я, похоже, буду раньше.