Расплата

Голос у него необычно робкий. Я опираюсь локтем на край стойки с таким видом, будто у меня вагон времени, и надеюсь, что официант не успеет снова наполнить стакан Понго.

– Валяй.

– А ты подписывал бумагу о неразглашении?

– Нет. «Кляйн» меня ими бомбардирует, но я отправляю всю их почту прямо в корзину для бумаг – просто чтобы позлить их. А что?

– Мне стыдно признаться, – говорит Теннис, – но я нанял адвоката. Месяца полтора назад мы подали иск против «Кляйн» в связи с дискриминацией по возрастному признаку.

Я не могу удержаться от смеха. Секунду Теннис кажется обиженным, а потом улыбается.

– Последние десять лет ты не слезал с испытательного срока из-за постоянного нарушения правил корректности – а теперь, оказывается, ты сам принадлежишь к меньшинствам? – хмыкаю я. – И как оно?

– Я понял, что белый человек должен выплатить мне компенсацию, – гудит Теннис в басовом ключе. Мы оба лопаемся от смеха, все оборачиваются в нашу сторону, и менеджер зала хмурится.

– Хочешь, чтобы я дал показания? – спрашиваю я, отдышавшись. Как и любой другой руководитель на Уолл-стрит, я участвовал в ряде юридических споров с увольняемыми сотрудниками и таким образом многое узнал о трудовом законодательстве.

– Мы до этого еще не дошли. Пока мы пытаемся изъять мое личное дело, но Лемонд – юрист, и компания заявляет, что данные бумаги – результат деятельности адвоката, а потому изъятию не подлежат. Ты же работал в комитете по кадрам.

– У меня не сохранилось никаких документов.

– А e-mail’ы?

– По правилам фирмы, переписка старше трех месяцев удаляется.

– Конечно. Но ты ведь все сохранил?

– Разумеется. На моем жестком диске найдется пара гигабайтов писем трех– или четырехлетней давности.

– А есть там что-то, что может мне помочь?

Я задумчиво делаю глоток воды. Трудно вспомнить, что Лемонд говорила, а на что – просто намекала движением тонкой брови.

– Возможно, – наконец говорю я, – но даже если я отдам тебе переписку, это не поможет обойти вопрос о конфиденциальности информации. Ты должен заставить суд признать документы уликами.

– Мой адвокат считает, что сможет уговорить судью, если ты откажешься от своего права на молчание.

– Какого еще права?

– Лемонд утверждает, что действовала как адвокат, а раз она отправляла тебе письма, то ты являлся ее клиентом. Ты можешь отказаться от права клиента на молчание.

Теннис начинает слегка подпрыгивать на стуле, ликуя от возможности перехитрить «Кляйн».

– Думаешь, это сработает? – сомневаюсь я.

– Кто его знает? – отвечает Теннис. – Но гораздо лучше, если мы станем добиваться права использовать имеющиеся у нас документы, чем требовать предоставить нам то, чего мы даже не видели. Было бы еще лучше, если бы ты присоединился к моему иску. Это вообще все запутало бы. Закон распространяется на всех, кому за сорок.

– Нужно быть очень нахальным, чтобы заявить, будто «Кляйн» уволили меня из-за возраста.

– Убрать твою фамилию мы всегда сможем. Нам она нужна только для того, чтобы документы приняли к рассмотрению.

– Твой адвокат – очень смелый тип, – заявляю я, восхищенно качая головой. – Кто тебя представляет в суде?

– Моя дочь Рейчел, – ухмыляется Теннис.

– Фартит же тебе! – Я снова смеюсь. Именно исковое заявление Тенниса – причина, по которой «Кляйн» давят на меня, чтобы я подписал бумаги. Лемонд далеко не дура. Она, должно быть, догадалась, что Теннис обратится ко мне за помощью. – Пусть Рейчел составит поручение, позволяющее ей представлять меня по этому делу, и предпринимай все, что может тебе помочь.

Теннис достает конверт и ручку из кармана блейзера и протягивает их мне. В конверте находится поручение адвокату о ведении дела, отпечатанное на фирменном бланке его дочери.

– Я мог бы догадаться. – Я снова восхищенно качаю головой, подписываю документ и отдаю его Теннису. – Мой ноутбук сейчас в Гарвардском клубе. После обеда я запишу переписку на диски и оставлю их для тебя на входе.

– Спасибо, Питер.

– Теперь давай серьезно. Ты хорошо все обдумал? Ведь если ты подашь в суд против «Кляйн», на Уолл-стрит тебе больше не работать. Я же знаю, денег у тебя хватает, так чего суетиться?

– Ты будешь смеяться.

– Возможно.

Теннис улыбается, но затем отводит взгляд.

– Скажи мне правду, Питер. Если по существу – разве я не был со всеми честен?

– Если по существу, то ты всегда был честен.

– И я ведь хорошо работал?

– Ты приносил доход каждый год и научил тому же половину ребят в отделе, включая меня. Если честно, то теперь, когда мы оба ушли, думаю, «Кляйн» окажется по уши в дерьме.

– Тогда почему меня вышвырнули?

Я даже не знаю, что и сказать.

– Потому что твои галстуки огнеопасны?

– Потому что я человек старой закалки, – с горечью отвечает Теннис. – Поэтому я и подаю на них в суд. Потому что меня тошнит от такой дискриминации.

11