«Это я могу. Палаты каменные. Увидишь. Я много могу. Только приходи ты, ради Бога, скорее. Помолимся вместе. Чего ждать-то! Вот меня все убить хотят. Как на улицу выхожу, так и смотрю во все стороны, не видать ли где рожи. Да. Хотят убить. Ну, что ж! Не понимают, дураки, кто я таков. Колдун? А может, и колдун. Колдунов жгут. Так и пусть сожгут. Одного не понимают: меня убьют, и России конец. Помни, умница: убьют Распутина – России конец. Вместе нас с ней и похоронят».
Тэффи отправилась домой с Розановым. Постепенно Тэффи стало ясно, что Распутин совсем не глуп, а напротив, очень умен и даже хитер. Она окончательно уверилась, что он звал ее к себе не для секса (по крайней мере, не только для секса). Он хотел сделать ее своей «новой женой-мироносицей». Она могла стать его рупором. Распутин мог продиктовать ей то, что хотел сказать миру, и она могла бы это опубликовать. Тэффи признавалась, что подобная идея ей нравилась. Но если у Распутина и были подобные мысли, больше он о них не говорил. Более они не виделись26
.43. Религиозные лики Распутина
ХЛЫСТ. Именно так, по словам Тэффи, назвал Распутина Розанов, увидев его пляску и кружение. Возможно, он действительно так сказал, но если Распутин и был хлыстом, то вовсе не в том смысле, какой вкладывали в это слово Тэффи и большинство русских. Розанов сказал это с изумлением.
О том вечере у Филиппова он написал 17 апреля. Розанов описал, как все сидели и слушали французского актера Дезари, который пел и играл на гитаре. Все были глубоко тронуты, но более всех Распутин. Он воскликнул: «Дайте бумаги!» А потом стал диктовать соседу записку для француза: «Твой талант утешил нас всех… Твой талант – от Бога, но ты этого не понимаешь, и он тебя к Богу не приведет». Все закричали: «Гриша, танцуй!» И он начал плясать «русскую, – с художеством, как я не видал ни у кого, ни в одном театре […] Он был глубоко свободен, не смотрел никому в глаза». К Распутину присоединилась тихая, скромная молодая женщина в черном, они начали плясать вместе. Все хлопали и подбадривали их. Она улыбалась. Измайлов шепнул Розанову, что ночью она ему отдастся и что это будет «трагедия». Розанов подумал: «Э, какие трагедии… Кто смеет судить, когда она хочет и он хочет».
«Гриша – гениальный мужик, – записал Розанов через два дня. – Он нисколько не хлыст». Теперь уже не хлыст. Розанов видел в Распутине современного Илью Муромца, древнего богатыря, мифического героя, в котором огромная физическая сила и храбрость сочетались с глубокой духовностью. Этот защитник земель русских позже был канонизирован Церковью. Распутин был воплощением Древней Руси, допетровской России, которой неизвестны были европейские идеи, привычки, техника. Эту новую Россию, созданную Петром Первым в начале XVIII века, Розанов называл «штунда» от немецкого слова Stunde: «час» – абсолютная дисциплина, самоконтроль, ранний подъем, работа целый день, чистые полы, воспитанные дети, все чисто, аккуратно, скучно и мертво. Воплощением «штунды» была русская бюрократия и граф Сергей Витте.
«В сущности, Русь разделяется и заключает внутренне в себе борьбу между:
– Витте
– и старцем Гришею, полным художества, интереса и мудрости, но безграмотным.
Витте совсем тупой человек, но гениально и бурно делает. Не может не делать. Нельзя остановить. Спит и видит во сне дела.
Гриша гениален и живописен. Но воловодится с девицами и чужими женами, ничего “совершить” не хочет и не может, полон “памятью о Божественном”, понимает зорьки, понимает пляс, понимает красоту мира – сам красив.
Но гений Витте не достает ему и до колена. Гриша – вся Русь»1
.