Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Тут в комнату вошел встревоженный Филиппов и сказал Распутину, что ему звонят из Царского Села. Распутин вышел. Пока все дожидались его возвращения, Розанов раздавал указания. Ему особенно хотелось, чтобы Распутин рассказал о ритуалах хлыстов, радениях. Но Распутин к столу не вернулся, а уехал во дворец. Но перед отъездом он сказал Филиппову: «Ты ее не отпускай. Пусть она меня ждет. Я вернусь». Но Тэффи и все остальные разошлись сразу же, как только Распутин уехал.

Тэффи рассказала друзьям о странном вечере. Все были очень заинтересованы и засыпали ее вопросами. То, что Распутин Тэффи совсем не понравился, всех встревожило. Ей советовали быть осторожнее, говорили, насколько он влиятелен и значим, как опасно его раздражать⁷.

На следующий день кто-то (скорее всего, Мануйлов) описал вечеринку в «Петроградском курьере». В статье – «Гр. Распутин среди журналистов» – были перечислены присутствовавшие и довольно позитивно, хотя во многом ошибочно, описано все произошедшее⁸

. Анатолий Каменский использовал собранный материал для новой пьесы «Может быть, завтра». Премьера должна была состояться 8 декабря 1915 года в петроградском театре Яровской, но спектакль был запрещен по приказу товарища министра внутренних дел Степана Белецкого, который узнал о нем от раздраженного Распутина. Текст был изменен (главный герой из русского превратился в шведа), и пьесу разрешили, но публика отлично понимала, кто именно является героем спектакля. Со временем пьесу все же запретили в России – по-видимому, по настоянию Распутина и Вырубовой⁹.

В ночь с 10 на 11 апреля агенты петроградской охранки обыскали квартиру Филиппова, конфисковали письма и фотографии и допросили хозяина о том, что происходило во время устроенного им ужина. Филиппов признал, что устроил ужин, но заявил, что ничего незаконного или аморального не было, что он – верноподданный императора¹⁰. Причины обыска неясны, хотя, как отмечено в донесении о происшествии, охранку более всего интересовала «грамофонная запись, сделанная на “диктафон”, рассказа Григория РАСПУТИНА-НОВЫХ о том, как он посещает и как его принимают при ИМПЕРАТОРСКОМ дворе». Никаких записей найдено не было, и охранка в конце концов отпустила Филиппова¹¹

.

Через три или четыре дня Измайлов позвонил Тэффи. Вечер не удался, сказал он, но им хочется это повторить, потому что Распутину пришлось уйти слишком рано. Тэффи согласилась прийти. На этот раз народу было больше. Распутин был рад ее видеть, хотя и выругал ее за то, что она не дождалась его в тот раз. Пока они разговаривали, началась музыка.

«И в тот же миг вскочил Распутин. Вскочил так быстро, что опрокинул стул. Сорвался с места, будто позвал его кто, и, отбежав от стола (комната была большая), вдруг заскакал, заплясал, согнул колено углом вперед, бороденкой трясет, и все кругом, кругом… Лицо растерянное, напряженное, торопится, не в такт скачет, будто не своей волей, исступленно, остановиться не может…

[…]

И никто кругом не смеялся. Все смотрели точно испуганно и, во всяком случае, очень, очень серьезно.

Зрелище было до того жуткое, до того дикое, что, глядя на него, хотелось завизжать и кинуться в круг, вот тоже так скакать, кружить, пока сил хватит»¹².

Розанов, сидевший за Тэффи, сказал: «Ну, какое же может быть после этого сомнение? Хлыст!» Так же неожиданно, как начал, Распутин прекратил пляску и утомленно опустился в кресло. Он выпил бокал вина, осматриваясь вокруг «уже не колючими, а растерянными глазами».

Распутин всегда любил танцевать. «Когда раздавалась заразительная мелодия цыганского оркестра и пронзительные голоса женского хора, отец впадал в восторженное возбуждение, – вспоминала дочь Распутина, Матрена. – Он начинал танцевать с таким пылом, с такой страстью, с такой мучительной радостью, какую сегодня можно увидеть лишь в танцах казаков и цыган»¹³.

О том же вспоминает певица Александра Беллинг. «Я играла и наблюдала за Распутиным. Он не мог равнодушно видеть пляшущих. Ему трудно было совладать с собой, и ноги его вздрагивали, а руки отрывались от тела, готового закружиться в бесовском танце. Видно было его работу над собой, и как ему дорого давалось это “святое настроение”»¹⁴.