Время шло. Была уже половина третьего. Беспокоясь о том, что подумают Пуришкевич и Дмитрий наверху, Юсупов извинился, сказал, что ему нужно проведать жену и ее гостей. Было невероятно, что яд не подействовал. Юсупов взял револьвер Дмитрия и вернулся в подвал, чтобы закончить дело. Голова Распутина была опущена, он тяжело дышал, но после очередной рюмки мадеры оживился и заговорил, что нужно поехать к цыганам. Юсупов сменил тему. Глядя на большой итальянский крест из горного хрусталя, стоявший на шкафу черного дерева, он сказал: «Григорий Ефимович, вы бы лучше на распятие посмотрели да помолились бы перед ним». С этими словами Юсупов поднял револьвер и выстрелил в Распутина. Тот вскрикнул и повалился на медвежью шкуру. Услышав звук выстрела, сверху прибежали Пуришкевич с Дмитрием. Распутин лежал без движения, из раны на груди лилась кровь. Лазоверт осмотрел тело и объявил Распутина мертвым. Они выключили свет и поднялись наверх. Дмитрий, Сухотин и Лазоверт вернулись на квартиру Распутина. Сухотин в шубе и шапке изображал Распутина. Если бы полиция наблюдала за домом, то они решили бы, что Распутин благополучно вернулся домой. Затем они вернулись на Мойку. Юсупов и Пуришкевич ждали их. Заговорщики поздравили друг друга со спасением России и династии от «разрушения и бесчестия». И вдруг Юсуповым овладело странное чувство. Он спустился в подвал, чтобы убедиться, что Распутин действительно мертв. Он пощупал пульс – ничего. Но, уже собираясь уходить, он боковым зрением заметил, что у Распутина подергивается веко. Лицо начало морщиться, левый глаз открылся, затем правый… «Оба глаза Распутина, какие-то зеленые, змеиные, – вспоминал Юсупов, – с выражением дьявольской злобы впились в меня». Пораженный ужасом Юсупов замер на месте.
«Неистовым резким движением Распутин вскочил на ноги; изо рта его шла пена. Он был ужасен. Комната огласилась диким ревом, и я увидел, как мелькнули в воздухе сведенные судорогой пальцы… Вот они, точно раскаленное железо, впились в мое плечо и старались схватить меня за горло. […]
В этом умирающем, отравленном и простреленном трупе, поднятом темными силами для отмщения своей гибели, было что-то до того страшное, чудовищное, что я до сих пор вспоминаю об этой минуте с непередаваемым ужасом.
Я тогда еще яснее понял и глубже почувствовал, что такое был Распутин: казалось, сам дьявол, воплотившийся в этого мужика, был передо мной и держал меня своими цепкими пальцами, чтобы никогда уже не выпустить».
«Нечеловеческим усилием» Юсупову удалось освободиться из дьявольской хватки. Он рванулся наверх, призывая на помощь Пуришкевича. Они не поняли, что случилось, как дверь на лестницу, ведущую на двор, распахнулась, и появился окровавленный Распутин: «Распутин на четвереньках быстро поднимался из нижнего помещения по ступенькам лестницы, рыча и хрипя, как раненый зверь». Распутин вырвался во двор. Они бросились за ним с пистолетами. Пуришкевич выстрелил дважды, потом еще два раза. Распутин уже выбежал на Мойку. Он покачнулся и упал на заснеженный берег. Юсупов подошел к телу. Наконец-то он окончательно мертв. Слуги внесли тело в дом и положили на лестнице у бокового выхода.
По возвращении Дмитрий, Сухотин и Лазоверт взяли тело Распутина, завернутое в плотную ткань, погрузили его в автомобиль и поехали в направлении Большого Петровского моста. Улицы были пусты. Через десять минут они были на месте. Они остановились у парапета моста, подняли тело Распутина и бросили его в ледяную воду. Юсупов еще до возвращения заговорщиков упал в обморок, увидев Распутина на лестнице. Пуришкевич и слуга Иван уложили его в постель. Он проспал несколько часов. Придя в сознание, он с помощью слуги отмыл всю кровь, навел порядок в подвале и проверил, не осталось ли каких улик во дворе. В пять утра Юсупов отправился к своему тестю (великому князю Александру «Сандро») на Мойку. «Мысль, что сделан первый шаг для спасения России, наполняла меня бодростью и светлой верой в будущее», – писал Юсупов в воспоминаниях1
.