– Но разве не получается, что он сильнейший из членов Совета? – удивленно пробормотал Филипп.
– Мы судим по силе богов, наблюдая их битвы или результаты этих битв, – развел руками Никита, – посему-то мы и говорим, что Перун обладал поразительной силой разрушения, но Аниус был еще сильнее. Однако Баошенгдади почти не сражается. Он предпочитает избегать битв, ибо ценит свою жизнь превыше всего и не любит насилие, так как же нам оценить его?
– Давным-давно Баошенгдади сражался с Аниусом и не проиграл ему, – сказал Оцет, оглядывая всех, ему нравилось видеть удивление на их лицах.
– Конечно, это не значит, что Аниус проиграл, – улыбнулся Никита, – мы полагаем, что все же он сильнее Баошенгдади и убил бы его, если бы желал этого всей душой.
– Адама, взявшего себе имя Аниуса, по праву можно было считать одним из сильнейших в мире, – кивнул Вивальди.
– Да кто тогда убил его?! – воскликнул Филипп, которого уже давно съедало изнутри любопытство.
– Это был Уриил, но имя его тебе ничего не даст, – взглянул на архонта Вивальди, – но знай, что Уриил был равен мне. Этого достаточно.
– Теперь у меня хотя бы есть имя, – улыбнулся Филипп. Он решил, что по возвращению наведет справки относительно этого Уриила.
– Что ж, – хлопнул в ладоши Оцет, – на этом предлагаю закончить наше собрание.
Лидеры начали расходиться, лишь Вивальди недвижимо стоял на месте, о чем-то думая. Никита подошел к нему поближе и спросил:
– Ты случаем не знаешь, почему Андрей так мрачен в последние дни? Он же обычно весел и даже дурашлив.
– Разве ты не знаешь, что Баошенгдади его наставник? – взглянул на Никиту Вивальди. – Можно даже сказать, его родитель.
– Ч-что? – вытаращил глаза Никита. – Я никогда не слышал об этом...
– А много ли ты знаешь о прошлом своего друга?
– Относительно, – пожал плечами Никита.
– Андрей обладает воистину глубокими познаниями в алхимии. Но все его знания, все умения меркнут перед знаниями того, кого можно назвать отцом алхимии.
– Хочешь сказать, что Баошенгдади создал алхимию? – изумленно проговорил Никита, хватаясь за голову.
– Да, – кивнул Вивальди, – он всегда жаждал бессмертия, настоящего, такого, чтобы никто не смог его убить, в том числе законы мироздания. Вначале Баошенгдади полагал, что наука поможет ему. Он изучал природу живых организмов, сделал множество открытий и параллельно создал алхимию.
– Выходит, что мы должны сказать ему спасибо, – неловко улыбнулся Никита.
– Слышал ли ты легенду о цветке бессмертия?
– Это… из которого родился тот самый Ахриман?
– Да. Этот цветок жаждал отыскать Баошенгдади, он верил, что именно с ним станет бессмертным. К тому моменту у него уже был молодой ученик, которого звали Андрей. Этот ученик искал цветок и нашел его.
– Тот неназванный герой был Андреем Швитским? – выдохнул холодного воздуха Никита.
– Как ты уже знаешь, он не сумел доставить цветок своему учителю.
– Вместо Ахримана мог быть Баошенгдади с такой же силой… – присвистнул Никита.
– Андрей чувствовал вину перед учителем, и когда через много столетий мировая эссенция была расколота и одна из частиц досталась ему, он незамедлительно преподнес ее Баошенгдади.
– Андрей мог обладать эссенцией жизни? – удивился Никита.
– Да, но решил даровать ее учителю.
– Наверное, Баошенгдади был счастлив, – усмехнулся Никита.
– Безусловно, не было частицы, более подходящей ему. Изначально он совсем и не думал присоединяться к Бунту, но понимая, что архангелы изымут у него эссенцию, решился на это.
– Но вроде как в боях почти не участвовал.
– Так и есть, – кивнул Вивальди, – сказывалась его нелюбовь к сражениям.
– Видно, посему-то его и решил пощадить Уриил, если бы он знал… какова истинная натура Баошенгдади.
– Он знал, – уверенно проговорил Вивальди, – но Уриил любил своих младших братьев. Каким бы бесчувственным он не казался, у него было доброе сердце. Убивать своих родичей… Ему было совсем неприятно.
– Понимаю, – кивнул Никита, – но сможет ли Андрей пойти против своего учителя?
– Он знает, что смерть Баошенгдади неизбежна.
– Тяжело ему… – сочувствующе вздохнул Никита.
– Андрей сильный муж, один из немногих, кого я уважаю.
– А меня ты уважаешь? – усмехнулся Никита.
– Стал бы ты уважать человека, которого называют Похотью? – скосив взгляд на Никиту, слегка улыбнулся Вивальди.
– Да кто бы говорил, Лень! – притворно возмущаясь, Никита толкнул исполина в бок.
– Не осуждай ленивых, – покачал головой Вивальди, – они ничего не сделали.
– Ха-ха, скажешь тоже! – хохотнул Никита. – До сих пор не понимаю, как Хенг согласился с Александром. Мы же буквально стали зваться в честь грехов и пороков! Неудивительно, что нас стали считать злом во плоти!
– У кого-то своеобразное чувство юмора, – безразлично пожал плечами Вивальди, – но народу понравилось это.
– Тебя хотя бы Ленью поименовали! – всплеснул руками Никита. – А меня, почему меня Похотью назвали? Я что, похотливее Яньди был? Да этот дракон с половиной континента, наверное, совокуплялся… Но нет! Он – Гнев. А Луция прозвали Завистью, естественно он предал нас! Это же самый неинтересный грех. Знаешь, кем бы я хотел быть?