Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца

После двух лет болезненных, неуклюжих попыток мне, наконец, удается выполнить по три сальто три дня подряд. Отец вознаграждает меня, покупая пони, которому дает кличку Перисо. Артур умер два года назад; я тоскую по нему. Новый пони не вернет моего друга. Но отец этого не понимает.

Когда привозят Перисо, перед грузовиком открываются большие ворота. Продавец выводит маленькое животное с коричнево-белой шерсткой – оно больше напоминает собаку. Перисо – шетлендский пони, ему всего пара месяцев от роду.

– Вы должны подождать, пока ему не исполнится хотя бы шесть месяцев, прежде чем ездить на нем, иначе можете сломать ему спину, – предупреждает мужчина.

Отец придумал целую тренировочную программу. Перисо будет помогать нам со стрижкой травы: он привязан к большому железному столбу посреди лужайки с восьми утра до восьми вечера. Теперь, объясняет отец, он будет создавать «идеальные круги», пока пасется вокруг этой центральной точки. Я иду забрать Перисо из стойла, и мать прикрепляет к его недоуздку металлическую цепь. Но все идет не так, как планировалось: пони такой маленький, что вес тяжелой цепи заставляет его падать вперед на колени. Нам приходится смириться с тем, что цепь нужно заменить веревкой, но Перисо то и дело прогрызает ее и уходит бродить по территории усадьбы.

Хотя отец не признает этого открыто, он отказывается от своих планов «кругового выпаса» и вместо этого принимается тренировать Перисо, чтобы показать мне, как работает принцип условных рефлексов. За несколько месяцев до этого я должна была разметить круг трехметрового диаметра в ровной части сада. Отец хотел, чтобы там я тренировала свои сальто. Теперь он хочет, чтобы Перисо оставался внутри этого круга.

Он велит мне принести один конец электрического провода от изгороди и крепко держать пони за недоуздок. Всякий раз как Перисо заступает копытом за белую линию, я должна нанести ему удар электрическим током в грудь. Мать несет караул на другой стороне круга с хлыстом, которым вытягивает пони вдоль спины, если он пытается выступить из круга. Перисо напуган; он пятится и тоненько ржет. Несколько раз лягает меня и сильно кусает за руку. Этот шрам остался у меня до сих пор. Вынужденная мучить животное, я безмолвно прошу его о прощении.

В конечном итоге Перисо сдается. Теперь, когда я завожу его в круг, он опускает голову и остается там, не делая никаких попыток уйти. По вечерам отец зовет меня к себе в комнату и включает внешнее освещение этой ровной области сада, чтобы показать, как работает установка условного рефлекса. Часто идет дождь, и я смотрю, как вода бежит по гриве бедняги Перисо, понуро стоящего в своем кругу.

Во время этих жестоких тренировок мне позволено приносить пони только воду. Я шепчу ему, что, хоть мы с ним и не понимаем смысла этих упражнений, наверное, для них есть какая-то обоснованная причина, которой мы не видим. Перисо смотрит на меня печальными глазами, которые, кажется, вопрошают: «Почему?»

Его «почему» усиливает все остальные «почему», которые так долго и неотступно преследуют меня. Почему следует запирать Линду? Почему нужно привязывать Перисо? Почему мне не разрешается выходить за пределы усадьбы? Почему я не должна получать никакого удовольствия от еды? Почему Ив тушит сигареты о мое колено? Почему Раймон делает то, что он делает со мной? Почему в моей спальне не может быть никакого отопления? Почему мы не моемся? Почему никто не обнимает и не целует меня, как делают люди в книгах? Почему мне не позволено ходить в школу с другими детьми? Почему?

Но есть еще большее «почему»: почему моя мать так меня ненавидит? Вчера я показала ей, как у меня раздулось веко от укуса паука. Я посмотрела на себя в зеркало и сказала:

– Я выгляжу как чудовище.

– Если так ты себя видишь, – отозвалась мать ледяным тоном, – значит, это и есть настоящая ты – чудовище.

Почему мне не разрешается выходить за пределы усадьбы? Почему я не должна получать никакого удовольствия от еды? Почему Ив тушит сигареты о мое колено? Почему в моей спальне не может быть никакого отопления?

Мени Грегуар

Мое обязательное чтение пополняется автором, которого я мгновенно невзлюбила, – это де Сад. Отец, который всегда называет его не иначе как «маркиз де Сад», говорит о нем в восторженных выражениях.

– Вот человек, который по-настоящему все понял. Его никогда не могли обдурить ни бараны, ни манипуляторы! И потому-то он и попал в итоге в тюрьму…

Порой он берет одну из книг де Сада, выбирает какой-нибудь длинный пассаж – как правило, на философскую тему – и клочками промокашки отмечает начало и конец выдержки. Потом велит мне сидеть одной в бальном зале и читать его. Я ненавижу читать де Сада: он вымораживает меня до костного мозга, и единственное, чего я хочу, – это дочитать и пойти трижды стукнуть в дверь столовой, чтобы отец вышел и забрал книгу.