Рассказчица

Уже почти рассвело, когда мы поехали обратно в Вевельсбург. Мальчики дремали, положив головы на плечи друг другу. Их одежда блестела от стеклянной пыли. Герр Золлемах храпел. Только Франц не спал.

– Ты видел его? – спросил я.

– Артура? – Франц покачал головой.

– Может быть, он уже уехал. Я слышал, многие из них покинули страну.

Франц уставился на герра Золлемаха, встряхнул головой, светлая челка упала ему на глаза.

– Я ненавижу этого человека.

– Ш-ш-ш, – предостерег я его. – Думаю, он слышит сквозь поры кожи.

– Через жопу.

– Может, и через нее тоже.

Франц невесело улыбнулся.

– Ты нервничаешь? – спросил он. – Из-за отъезда?

Я и правда немного трусил, но ни за что не признался бы в этом. Воину не положено бояться.

– Все будет хорошо, – сказал я, надеясь убедить в этом себя самого, и толкнул Франца локтем. – Не натвори чего-нибудь, пока меня нет.

– Не забывай, откуда ты родом, – сказал Франц.

Иногда он говорил, как умудренный опытом старик, а ему всего-то было восемнадцать.

– И что это значит?

Франц пожал плечами:

– Что ты не обязан слушать их. Ну, может, это неправда. Ты не обязан верить им.

– Дело в том, Франц, что я верю. – Если бы я мог объяснить ему свои чувства, может, тогда он не выделялся бы так на собраниях Гитлерюгенда, когда меня не было рядом. И бог знает, чем меньше он высовывался бы, тем скорее к нему перестали бы цепляться. – Сегодня главное было не причинить вреда евреям – они просто попались под руку, – а обеспечить безопасность нам, немцам.

– Сильные не должны запугивать тех, кто слабее, Райнер. Сила в том, чтобы, зная о ней и имея возможность ее применить, не делать этого. – Он повернулся ко мне. – Помнишь мышь в нашей спальне?

– Что?

Франц встретился со мной взглядом:

– Не притворяйся. Ты прибил ее. Я простил тебя.

– Я не просил у тебя прощения.

Он пожал плечами:

– Это не значит, что ты не хотел его получить.

Первый человек, в которого я выстрелил, убегал от меня.

Я больше не служил в концлагере. В августе 1939 года нас забрали из Заксенхаузена и отправили вслед за немецкой армией в составе частей SS-Totenkopfstandarte. Было двадцатое сентября. Я помню, потому что это день рождения Франца, а у меня не было ни времени, ни возможности написать ему. Неделю назад мы вошли за войсками в Польшу. Наш путь пролегал из Острово через Калиш, Турек, Жуки, Кросневице, Кладаву, Пшедеч, Влоцлавек, Дембицу, Быдгощ, Вирсиц, Царникаву и, наконец, в Ходзеж. Мы должны были подавлять любые формы сопротивления.

В тот день мы занимались тем, для чего нас прислали: проводили обыски в домах, устраивали облавы, брали под арест вызывавших подозрения – евреев, поляков, активистов. Мой напарник Урбрехт, парень с пухлым, как поднявшееся тесто, лицом и слабым желудком, вместе со мной шел к очередному дому. День был унылый, дождливый. Мы много орали, голос у меня охрип от криков на глупых поляков, не понимавших, когда я говорил им по-немецки, чтобы они выходили на улицу и двигали к остальным. Тут были мать, девочка лет десяти и мальчик-подросток. Мы искали отца, одного из лидеров местной еврейской общины. Однако в доме никого больше не оказалось, по крайней мере, так решил Урбрехт, осмотрев его. Я орал в лицо хозяйке, спрашивая, где ее муж, но она не отвечала. Дождь лил не переставая, промокшая женщина вдруг упала на колени и со слезами начала указывать назад, на дом. У меня от этого заболела голова.

Сын пытался успокоить мать, но она не унималась. Я ткнул женщину винтовкой в спину и показал, куда им идти, но она так и осталась стоять на коленях в луже. Урбрехт поднял ее на ноги, а мальчик бросился к дому.

Я понятия не имел, что у него на уме. Решил, что, наверное, он бежит за оружием, которое проглядел Урбрехт, и сделал то, что мне было велено делать в таких случаях, – выстрелил. Только что мальчик бежал и вдруг упал как подкошенный. Звук выстрела оглушил меня. Сначала я ничего не слышал из-за этого. А потом… Я сделал это.

Крики были негромкие и цеплялись один за другой, как вагоны поезда. Я перешагнул через изуродованное тело мальчика и прошел на кухню. Не знаю, как этот идиот Урбрехт не заметил младенца, лежавшего в корзине для белья, который проснулся и кричал изо всех сил.

Что бы вы ни говорили о бесчеловечности солдат СС во время вторжения в Польшу, но я отдал ребенка той женщине, прежде чем мы увели ее.

Мы начали с синагог.