Рассказики

Первый этаж сквота занимал вьетнамец Тай, который часто вопил. Причиной воплей было несовпадение музыкальных вкусов – Тай тоже был музыкантом, играл добропорядочный блюз, сверху же звучали сплошные Балканы… « La musique – c` est bon, la musique! », орал Тай. – «А вот это вот ваше – бум-бум-бум, да топ-топ-топ – c`est pas bon! ». Очень старательно орал… правда, никто не обращал на него внимания.

второй и третий этажи были завалены мусором и жить там было нельзя.

а последний был полностью наш. Большая комната с камином (топившемся ящиками с помойки), кухня с газом и водопроводом, и даже электричество, по непонятным причинам не отключенное, и совершенно бесплатное – как и все остальное.

В общем, ценное было место, сквот – и как-то прознавшие про него арабы попытались вломиться туда в шесть утра с воплями «Откройте, полиция!» – видимо, в расчете на общую сонность – потому что какая к аллаху полиция с такими-то рожами. К тому же полиция камнями по окнам не швыряется.

* * *

И все же сквот был утерян.

Случилось это, когда из Нанта все разъехались на несколько месяцев – прокатиться по Испании, играя музыку в барах и на улице, да так и застряли там в мягкой андалусской зиме – оставив сквот под присмотром знакомого молдаванина, который иногда заходил в гости поговорить, и говорил больше неинтересное.

весною на сквоту было обнаружено обильное и смачное население, занявшее собою все пространство и наладившее крепкий малороссийский быт. Население встретило бывших хозяев приветливо, и даже предложило потесниться, помочь расчистить от мусора еще пару комнат (та не журитеся, хлопцi, мiсця всiм хватит) – но сквот был признан к жизни более непригодным.

приехав в Нант в гости (к тому времени я жил уже на юге), интереса ради я зашел, посмотреть, и попал на обед.

посреди комнаты стоял длинный стол, за которым сидело человек двадцать, в основном полуголых распаренных парней, и парочка сильно крашеных девиц. На столе присутствовали борщ и горилка. В углу валялись груды одежды и каких-то свертков в магазинной упаковке – хохлы промышляли кражей из магазинов.

«Заходьте, хлопцi! Борщу хочете?» – и мы отведали борщу, и выпили горилки, оказавшейся разведенным медицинским спиртом. С отвычки было даже прикольно.

Забавно, что за старшого у них был единственный русский, из-под Курска, здоровенный ворчливый дядя лет сорока, которого прозвали Батяня-Комбат. По-французски Батяня-Комбат знал слово «катрован-диз-уит! » (девяносто восемь), очень полезное – потому что если прийти в аптеку, опереться кулаком о прилавок, и сказать «катровандизуит!» – то подадут медицинского спирта. Скоро девушки в ближайшей pharmacie догадались предложить Батяне сразу литровую канистру катровандизуита, и он вернулся домой, чрезвычайно довольный проявленной французами смекалкой.

… спускаясь вниз, я столкнулся с Таем и поздоровался. Тай подавленно молчал. Говорят, орать он перестал, потому что однажды, отчаявшись понять, чего он хочет, хохлы надавали ему на всякий случай по ушам.

* * *

Это было затянувшееся вступление к истории про грузин и Рене.

Грузины, на самом деле, никакими грузинами не были, а даже напротив – беженцами от грузинского бесчинства (Бесо – осетин, а Виктор – абхаз), просто говорили друг с другом по-грузински, да так и повелось: «грузины». Французского они не знали, в Нанте им было скучно, и потому иногда они заходили к нам.

… забавно, что они были такие разные.

Виктор, маленький и юркий, говорил много и с сильным акцентом – то есть, когда приходил Виктор, это значило, что сейчас все будут сидеть и слушать Виктора – и с удовольствием, потому что ну очень уж смешно.

еще смешнее было с Виктором выпивать (а грузины без бутылки вина не приходили никогда), потому что Виктор произносил тосты. Тосты были прямо как из грузинского кино, длинные и замысловатые – к тостам Виктор относился серьезно.

однажды, на сквоту был устроен дружественный французский день рождения – вино-сыр-оливки были выставлены на столик в углу, косяки сворачивались обособленно – а так все сидели и болтали, ну, как обычно… И тут пришли грузины.

оценив положение вещей, Виктор (через переводчика) попросил «наполнить бокалы», и начал говорить, – про родителей, взрастивших и воспитавших, дедушек и бабушек, взрастивших родителей, древность рода и мать сыру-землю… Закончив, Виктор попросил:

«Гарик – пэрэвэди, ну!»

“C`etait… eh.. a la sante des parents!”, объяснил Гарик притихшим в недоумении французам.

«Слушай, ты как перевел, Гарик, а? Какой, оказывается, французский язык короткий!» – Виктор, похоже, немного обиделся.