– Уймись, приятель. Хэнсон жополиз… Извини, Вельда. Он всегда играл в политику. В тридцать пять получил инспекторский чин. Ты что, раньше с ним не пересекался?
– Ни разу.
– И когда познакомился?
Я проигнорировал вопрос и задал свои:
– Стало быть, Хэнсон с Полис-плаз?[62]
Неудивительно, что раньше я о нем не слышал. А он чист?– Считается, что чист.
– А может, скурвился? И не чуть-чуть, а совсем?
Пат отрицательно качнул головой:
– Не думаю.
– Что-то уверенности не слышно.
– Майк, мы с Хэнсоном крутимся на разных орбитах. Никаких слухов о его коррумпированности до меня не доходило, но ведь это не гарантия чистоты. Как-никак он политикан по натуре.
С провокационной улыбочкой я задал коварный вопрос:
– Инспектор Хэнсон может значиться в леджере?
Пэт глотнул пива и подумал над услышанным.
– Конечно может, если он гнилой. Как и многие другие копы. А что, он приходил к тебе за книгой?
Я и этот вопрос оставил без ответа.
– Похоже, наберется немало вооруженных людей, желающих прибрать книгу к рукам, и им без разницы, в чьей библиотеке она осела.
– Брат, ты так не шути.
Я положил ему на плечо ладонь:
– Пэт, давай закажем и тебе сардельку? За мой счет.
– С чего вдруг такая щедрость?
– Да вот, пришло сейчас в голову: жаль, что рядовые граждане вроде меня никак не удосужатся отблагодарить государственных служащих вроде тебя за бескорыстный труд на благо общества.
– Издеваешься, да? Вот так и хочется послать тебя в известном направлении.
Но он не послал. И от сардельки не отказался.
Построенный в 1870-х на Пятой авеню собор Святого Патрика был новоделом по сравнению с одноименной церковью, что на углу Принс-стрит и Мотт-стрит. Тот храм спасал души жителей Маленькой Италии еще за семьдесят лет до появления мидтаунского выскочки.
Мы с отцом Мандано расположились в его кабинете, в приходском флигеле на Принс-стрит – по средам в старом Святом Патрике не велись службы. Вельда осталась в приемной читать допотопный номер «Католического дайджеста», благо стол ее коллеги в рясе оказался свободен. Вечер только начинался – я подгадал к завершению рабочего дня.
Широкоплечий священник в повседневной черной сутане с белой крапиной колоратки сидел, опустив молитвенно сложенные кисти на поверхность настоящего короля письменных столов, чьи аскетические контуры контрастировали с вычурными орнаментами. В кабинете с отделанными дорогим деревом стенами и стрельчатыми окнами был еще и стол для совещаний, и многочисленные книжные шкафы. Просторное помещение скудно освещалось настольной лампой с зеленым абажуром и несколькими тусклыми бра.
В Маленькой Италии святой отец был так же легендарен, как и леджер дона Джиральди. Пожилой священник слыл человеком крутого нрава, но честным; его щедрость и отзывчивость была у всех на слуху. Разменяв восьмой десяток, он остался крепок телом, с твердым взглядом футбольного тренера; седые волосы стриг по-военному коротко; возраст почти не исказил строгих черт квадратного лица.
– Конечно, Майк, слухи об этом знаменитом леджере давно здесь бродят, – произнес он сочным баритоном, отшлифованным в бесчисленных проповедях. – Но покойный дон мне его не отдавал.
– Святой отец, за столько лет вы много раз виделись с Джиральди. Нет ли предположений, кому он мог доверить эту книгу?
Он разок качнул головой, да с таким хмурым видом, что это могло означать лишь категоричное «нет».
– С мистером Джиральди я встречался редко. Хотя на протяжении многих лет имел дело с его женой – Антуанетта была чудесной женщиной, весьма благочестивой.
– И как же ее благочестие сочеталось с замужеством за главарем мафиозной банды?
– «В доме Отца моего обителей много»[63]
.– Ну да, наверняка хватает. На гангстерские деньги можно много обителей понастроить.
Хоть мой собеседник и улыбался, его лицо вмиг сделалось почти непроницаемым.
– Майк, когда ты в последний раз был на богослужении? Полагаю, ты все-таки верующий, как-никак ирландский парень.
– Святой отец, парнем меня уже давно не называют. И с тех пор как я вернулся из-за моря, на мессы не хожу.
– Война изменила тебя.
– Война мне дала понять, что Господу или наплевать на нас, или у него очень нехорошее чувство юмора. Уж простите за прямоту, святой отец.
Я заметил, как смягчился взгляд темных глаз.
– Прощать – это моя работа, Майк. Ты на Господа обижаешься за грехи человеческие?
– Святой отец, вы на войну намекаете? Но разве борьба с лютыми бесами вроде Гитлера считается грехом?
– Нет. Однако хочу предостеречь тебя: винить Всевышнего в деяниях людских – это опасная философия. И я понял из твоих слов, что ты все-таки веришь в Бога.
– Верю.
Теперь на его лице уже ничего нельзя было прочитать.
– Когда-то ты вершил громкие дела, газеты наперебой кричали о том, как Майк Хаммер наказывает злодеев. Ты был крещен и воспитан в вере, так что должен знать, кем является твой соименник святой Михаил.
– Знаю. Ангел-мститель.
– Думаю, это чрезмерное упрощение. Он еще и ведет небесное воинство против слуг сатаны, против сил ада.