– Они встречались хоть раз? – спросила Вельда.
– Нет. – Шейла указала на стену. – Вы обратили внимание вот на этот снимок? Наверху, крайний слева?
Нескольким фото ребенка предшествовал строгий портрет парня в военном хаки.
– Он погиб во Вьетнаме, – продолжала Шейла. – Мистер Симмонс, адвокат, дал мне и другие снимки, а также документы этого молодого человека. Его звали Эдвин Берроуз, и мы никогда не пересекались. Ни родителей, ни братьев и сестер. Боевые награды, в том числе Серебряная звезда. Очень достойный отец для Ника.
– И никаких подозрений? – осведомился я.
– Да откуда им взяться? Ник очень гордился героическим папой, когда был помладше.
– А теперь?
– Ну… вы же знаете современную молодежь. Она перерастает такие вещи.
Я имел на этот счет другое мнение, но придержал его при себе.
– Миссис Берроуз, – спросил я, наклонившись вперед, – в последнее время вы ничего не получали от дона Джиральди? Может, по почте?
– Нет…
– А конкретно леджер. Книгу.
Ее взгляд остался бесхитростным.
– Нет, – повторила она. – Не получала. Раньше нас посещал мистер Симмонс, но он умер, и тогда явился другой адвокат, один-единственный раз. Мне была вручена щедрая денежная сумма и сказано, что впредь я должна рассчитывать только на себя. Еще тот адвокат добавил, что для моего сына создан трастовый фонд и Ник сможет распоряжаться им, когда отучится в Нью-Йоркском университете.
– Вы с сыном когда в последний раз беседовали?
– Не далее как вчера, – ответила Шейла. – Мы созваниваемся каждую неделю.
– А он не упоминал леджер, полученный от отца?
– Нет, мистер Хаммер. Вроде бы я четко объяснила: Ник уверен, что его отец – Эдвин Берроуз, герой Вьетнама.
– Да, объяснили, – кивнул я. – А теперь слушайте внимательно.
И я рассказал Шейле о книге.
Эта домохозяйка из пригорода когда-то была любовницей мафиозного босса. Она с легкостью следила за моим повествованием, иногда кивала, ни разу не перебила.
– Вы в списке людей, которых дон Джиральди ценил и которым доверял, – сказал я. – И это очень короткий список. Вами могут заинтересоваться плохие люди.
Она качнула темными локонами.
– Просто не верится… Столько лет – и никаких тревог… Я надеялась, что Ник в безопасности…
– Вы затронули очень важную тему. Логика подсказывает, что свою книгу дон мог отправить именно ему.
Шейла озабоченно нахмурилась, но ничего не сказала.
– Миссис Берроуз, – продолжал я, – мне от вас нужны две услуги, а вот чего не нужно, так это споров. Вы переедете в безопасное место – есть у нас на примете один мотель на севере штата. Поживете там, пока не улягутся страсти. Машиной располагаете? Вельда вас отвезет и побудет рядом, пока я не разрешу вернуться. Со сборами прошу не тянуть.
Шейла тяжело сглотнула и кивнула.
– А вторая услуга?
– Нужно, чтобы вы сейчас же позвонили сыну и предупредили о моем визите. Я сам коротенько переговорю с Ником, чтобы он знал мой голос. Я буду один. Если к нему явятся двое или больше и даже если кто-нибудь назовется моим именем – не впускать! Выбраться из дома и драпать со всех ног! Это понятно?
– А знаете, мистер Хаммер, – ответила Шейла со странной улыбочкой, – похоже, в тот раз, много лет назад, у меня сложилось совсем неправильное впечатление о вас.
– Правда?
– На самом деле вы очень милый и заботливый мужчина.
Я взглянул на Вельду, она больше не сдерживала ухмылку.
– Ну да, – сказал я, – мне часто приходится это слышать.
Если в полдевятого вечера Уилкокс – город-призрак, то Ист-Виллидж в одиннадцать с чем-то – шоу уродов. Жилье ветхое, бездомных на улицах едва ли не больше, чем обычных прохожих, в кондитерской можно купить и батончик «Сникерс», и вмазку героина. А поутру на улицах и в переулках, точно мешки с мусором, собирают покойников с пулевыми дырками и другими, совсем крошечными, но не менее смертельными.
В Томпкинс-сквере, самом популярном месте коллективного времяпрепровождения, работали столовые и прачечные. Здесь собирались студенты, голосовавшее еще за Рузвельта старичье, панки, художники и поэты, ищущие жизненного опыта и дешевого приюта. Фасад каждого второго многоквартирного дома был похож на картинную галерею, и живописцев явно вдохновляла трагическая, но красочная уличная жизнь.
Студент Нью-Йоркского университета Ник Берроуз жил на втором этаже, над галереей с полотнами граффити-художника, чьи работы, на мой взгляд, немножко отличались к лучшему от бесплатной мазни на фасадах.
У Ника работал звонок – удивительно для подобной трущобы. Хозяин встретил меня на лестничной площадке, такой же гнилой, как и все ступени в этом пролете. Парень был в черной футболке с эмблемой CBGB[64]
, джинсах и сникерах. Выглядел он лет на двадцать, жилистый; фигура похожа на отцовскую, но рост повыше; от матери Нику достались миловидные черты лица, которому придавали мужественности густые брови.Мы пожали друг другу руки в тусклом желтоватом свете единственной лампы.
– Я благодарен вам, мистер Хаммер, за помощь, которую вы оказали моей матери. Вроде я раньше что-то слышал о вас.