– Святой отец, я теперь далек от всего этого. И пусть вам не довелось выслушивать мои исповеди, но как насчет Старого Ника? Уж он-то наверняка был с вами откровенен.
Улыбка исчезла, священник вновь сделался мрачен.
– Джиральди не приходил на исповедь. Ни разу.
– Правда?
– Он, конечно, будет похоронен в освященной земле. Я соборовал его в церкви Святого Луки. Но он так и не исповедовался. И скажу тебе откровенно, Майк: меня удивило, что после смерти жены он не прекратил спонсировать ее благотворительные проекты. Если Ник не пытался таким образом расширить свою империю, значит цель у него могла быть только одна: почтить память усопшей.
– Здесь, в Маленькой Италии, старик приобрел себе изрядную популярность.
– Что да, то да. Но едва ли он совершал благие дела только потому, что рассчитывал на прощение. Прежде чем ты спросишь, как я мог принимать пожертвования у таких, как дон Джиральди, я скажу: даже духовное лицо, служитель Господа, должен выживать в сем физическом мире. И если для священника, берущего криминальные деньги, предусмотрены страдания на том свете, я смиренно вынесу эту кару, и для меня не имеет значения, честен жертвователь или лицемерен. Можешь считать меня циником, Майк, или даже эгоистом. Но в сей… в сей…
– Юдоли слез, святой отец?
– Да, сын мой, в сей юдоли слез, в полном проблем мире, в физическом чистилище мы очутились с единственной целью постичь свободу выбора. И уж коли плоды грешных деяний я могу употребить на богоугодные нужды, я сделаю это с легким сердцем, и мне не будет стыдно.
Ну а если и было бы стыдно? Чего проще: идешь к священнику чином постарше, несколько раз молишься Деве Марии и получаешь отпущение грехов.
Разумеется, я ничего такого не сказал. Может, отец Мандано и правда лицемер, но он помог очень и очень многим. А практичность в мой список смертных грехов не входит.
Я поднялся, взял шляпу.
– Спасибо, святой отец, что нашли для меня время. Такая вот просьба: если вдруг услышите что-нибудь о местонахождении леджера, дайте знать. В любой момент на наших улицах может вспыхнуть война, погибнут невинные люди.
– Майк, тебя это правда беспокоит?
– О чем вы, святой отец? Для меня это всего лишь работа. Если быстро разрулю ситуацию, внакладе не останусь. Книга стоит очень дорого.
– Для таких, как я, Майк, – сказал он, – по-настоящему ценна только одна книга.
Пляжный городок Уилкокс в округе Саффолк хоть и жил исключительно за счет туризма, но выглядел процветающим. Его население могло за месяц вырасти с семи тысяч до черт знает скольки, и в центре весь день бурлила курортная жизнь. Но сейчас, в полдевятого вечера, это был город-призрак.
В одном из переулков мы нашли жилище Шейлы Берроуз, с небольшим, но благоустроенным двором на фоне леса. Возведенный, очевидно, в пятидесятые, двухкомнатный кирпичным домик был лишен прикрас, зато ухожен. Гараж из такого же кирпича стоял за домом, во дворе. Мы остановились у переднего крыльца. Над дверью горел фонарь – нас ждали.
Я обогнул машину, но Вельда вышла, не дождавшись, когда я изображу из себя джентльмена. Одетая в брючный черный костюм и серую шелковую блузку, она выглядела по-деловому, насколько позволяли длинные ноги, телесные округлости и рассыпанные по плечам кудри цвета воронова крыла. В дорогу она прихватила наплечную сумку приличных размеров, в которой хватало места для различных дамских аксессуаров, в том числе и для револьвера двадцать второго калибра.
Пока мы ехали, она непрестанно оглядывалась. И теперь сказала:
– Не могу избавиться от ощущения слежки.
– Все может быть, – кивнул я. – На чертовой автостраде трудно заметить хвост, но проселок был вроде чист.
– Давай я тут постою, покараулю.
– В доме от тебя будет больше пользы. Я же помню, как быстро ты тогда подружилась с этой бабенкой. А меня она боялась до смерти.
Глядя на кирпичный дом, Вельда сказала:
– Как же не бояться? Она подозревала, что дон Джиральди решил от нее избавиться, вот и подослал головореза. Да и манеры твои… Когда в глазах мужчины ты «бабенка», об этом нетрудно догадаться.
– Да, в те годы я еще не был таким культурным.
– Вот уж точно, – с сарказмом произнесла она, вместе со мной поднимаясь на крыльцо. – С тех пор, малыш, ты прошел изрядный путь.
Лет двадцать назад мы с Вельдой переправили Шейлу Берроуз сюда, в лонг-айлендскую глухомань. Тогда эта женщина носила другое имя, и жила она перед побегом не где-нибудь, а в пентхаусе на Парк-авеню. Дон Джиральди так и не снизошел до объяснения причины, по которой его любовница должна была исчезнуть. Но мы догадывались.
В хозяйке дома, встретившей нас у порога, трудно было узнать ту девчонку из бродвейского хора, которой мы подсобили с переселением. Тогда, в период правления Линдона Джонсона, она была миниатюрной блондинкой с точеной фигуркой. Теперь же мы видели перед собой невзрачную дебелую брюнетку. Милое личико с чертами Конни Стивенс и легким макияжем сменил бесформенный блин.
– Рада снова вас увидеть, – жестом приглашая нас войти, сообщила женщина в розовом топе, синих джинсах и сандалиях.