– Такой необычный предмет непременно должен дождаться мистера Уильямса. – Это, конечно, отговорка, но в то же время не ложь. – Полагаю, вы хотели бы, чтобы свиток прошел экспертизу. Выглядит он довольно древним, но пока его не изучил специалист, я ничего не могу сказать насчет цены. Я даже не знаю, что это за манускрипт.
Епископ все так же улыбался, но взгляд его был острым и ледяным.
– Это древняя рукопись, мистер Данфорт. Древняя и пропитанная злом. Если о свитке узнают и он окажется в плохих руках, это принесет неисчислимые бедствия. Эксперт может назначить любую сумму, и если вы ее запросите, уверяю вас, Церковь согласится. Но так как вы человек чести и принципов, цена, надеюсь, не превысит рыночную стоимость подобных рукописей.
Руки у Монти словно закостенели, по плечам забегали мурашки. Фигура епископа словно приподнялась над полом, потемнела, потом посветлела, и ее края вдруг стали размытыми. Но это же бред какой-то! Монти моргнул, помотал головой и снова посмотрел на посетителя. Все нормально. Пожилой епископ, вполне осязаемый, из плоти и крови, стоит возле двери и, глядя на Монти, по-прежнему улыбается.
Монти снова сглотнул.
– Цену назначаю не я, ваше преосвященство, но, думаю, мистер Уильямс установит ее самым справедливым образом. Насколько мне известно, иначе и не бывает.
– И никаких аукционов, мистер Данфорт, – мрачно произнес епископ. Всю его улыбчивость внезапно как ветром сдуло, будто туча закрыла солнце. – Не совершайте крайне опасной ошибки, последствий которой, боюсь, вы даже представить себе не можете, несмотря на живое воображение.
– Я передам ваши слова мистеру Уильямсу, – пообещал Монти, но прозвучало это не так веско, как ему хотелось бы.
– У меня такое чувство, мистер Данфорт, что я не единственный, кто явится к вам за свитком, – заметил епископ. – Заклинаю вас всей своей властью: не продавайте его никому, как бы вас к этому ни побуждали.
И тут Монти разозлился:
– Не знаю, на что вы намекаете, ваше преосвященство. Как будто мне сплошь и рядом взятки предлагают. Может, в ваших кругах так и заведено, но уж точно не в нашем магазине. У нас подкуп не работает, и запугивание тоже.
Едва Монти произнес все это, как им овладел удушающий страх. От ужаса его даже стало потряхивать.
– Я вас не запугиваю, мистер Данфорт. – Епископ понизил голос, перейдя почти на шепот. – Я вас предупреждаю. Вы столкнулись с силой настолько древней, что начало ее для вас непостижимо, а конец не снился вам в самых зловещих кошмарах. Вы неглупы, так не совершайте же глупостей под действием невежества и гордыни.
С этими словами он развернулся и, не утруждая себя дальнейшими объяснениями, вышел из магазина. Ни одна половица не скрипнула под его ногами, не щелкнула ручка входной двери.
Монти застыл как вкопанный – просто не мог двигаться. Воображение рисовало картины одна кошмарнее другой; его кидало то в жар, то в холод. То, что свиток нельзя скопировать, – это, конечно, удивительно, но, говоря о его силе, епископ явно имел в виду что-то посерьезнее. Кто его создал и когда? Это древность или современная подделка? Манускрипт определенно скрывает какую-то страшную тайну, и тут явно не обошлось без Церкви. Может, дело в простой алчности? Про несметные богатства Католической церкви чего только не пишут. Или тут замешан личный грешок какой-нибудь важной церковной особы? А то и крупное преступление. Сейчас такого полным-полно. Подкуп, насилие или, хуже того, убийство? Или нападки на принципы, которые никто не дерзает оспаривать, даже ставить под сомнение?
В голове у Монти крутились вопросы и предположения – и все они наводили ужас.
Наконец Монти поднялся. Ноги совсем затекли и слушались с трудом. Он подошел к телефону и набрал номер Роджера Уильямса. Двадцать гудков – ответа нет. Монти повесил трубку, вызвал молодого человека, который открывал магазин в отсутствие Роджера, и предупредил, что завтра на работу не выйдет.
Монти вел машину к деревне, где жил Уильямс. В этот ранний час на дорогах было пустынно, и в окрестностях Кембриджа, залитых утренним солнцем, царила тишина. По обеим сторонам тянулись безмятежные поля. Здешние равнины почти целиком были заняты под сельские угодья; там и сям овцы, низко склонив голову, пощипывали траву.
Монти прокручивал в голове свой будущий разговор с Роджером. Как описать ощущение зла, которое исходило от старика, а еще больше от епископа – такого доброжелательного и страшного одновременно? А может, он, Монти, все это напридумывал? И с техникой он вечно не в ладах, вот и не смог сделать копию.
Но ведь и Хэнк не смог. Ладно, положим, Хэнк иногда бывает рассеянным, юморок у него холодноватый и вообще своеобразный. Но с техникой-то он дружит, да и неучем его не назовешь.
Впереди простиралось поле с колосьями. А рядом Монти вдруг заметил такое, от чего волосы на голове зашевелились. Жирная темная земля была усеяна человеческими черепами – словно многотысячное войско полегло здесь и осталось гнить, как вечное напоминание о смерти.