По дороге домой в такси она на меня написала. Я промолчал, чтобы не заострять внимание таксиста на данной неприятности. Дома она сделала это еще раз, уже на диван. Я дал ей молока, кусок колбасы, себе коньяку. Мы смотрели телевизор, я гладил пальцем ее маленькую головку, она начала покусывать мой палец, играть с моей рукой. Так довольно весело мы провели пару часов. А потом я обнаружил, что кормить себя и собаку мне больше нечем, да и коньячок начинал кончаться, и диван опять был мокрый. То есть все шепчет о том, что пора идти на прогулку.
Я взял собачонку, называть ее Светкой, все-таки язык как то не поворачивался, сунул в карман куртки, так что торчала лишь головка с нелепыми большими ушами. Сначала все шло очень хорошо, даже я бы сказал позитивно. Я поговорил во дворе дома с соседом, который выгуливал на поводке добермана. Тот посоветовал мне купить корм для щенят, лучше всего куриный. Потом проходившая мимо маленькая девочка, заметив мою подружку, задергала маму за рукав «смотри какая!». Я гордо погладил пальцем собачонку между ушами. Довольный, я решил еще больше приобщиться к жизни собачников и пошел выгуливать свою подопечную в парк недалеко от дома. Там я поставил ее на жухлую осеннюю травку. Та в недоумении постояла на месте, понюхала траву. Ее худенькие ножки некрасиво дрожали, но она быстро освоилась, покопала лапками землю, сделала пару кругов в погоне за своим хвостом, справила нужду и побежала. Я шел размашистыми шагами за ней. Она выбежала на детскую площадку. Детки были в восторге от такой игрушки, манили ее палочками, выкрикивали команды. Собачонка разыгралась, была рада детям взаимно. Где же тот несчастный щенок, для которого я собирался стать героем? Нет, надо было брать с улицы. И тут в пылу веселья моя собачонка неожиданно для всех затявкала. Малыш, оказавшийся в этот момент рядом, и тянувший собачонке травинку, испугался, отшатнулся, сел на попу и заплакал. Подбежавшая мамашка подняла малыша и принялась за меня. Кричала что-то о знаке запрета выгула собак на детской площадке, о моей безответственности. Я, молча сунул собаку в карман и ушел. Ей-то хорошо, ее отпрыск, небось, ее любит, ну или начнет в ближайшее время.
Я направился в магазин за коньяком и кормом. А на двери наклейка: с мороженым, на роликах и с собаками нельзя. Я постоял, подумал и вошел. Взял ей поесть, мне попить, купил еще яиц, колбасы, и на кассу. Кассирша недовольно покосилась на собачонку, чья ушастая голова выглядывала из моего кармана.
– Это ж разве собака? Блоха! – улыбнулся я ей. Она, молча, пробила мои покупки, рассчитала меня и я вышел.
С тобой еще и в магазин не пускают! Как же вы бедные живете? Остаток дня мы провели в компании друг друга и телевизора. Я старался захватить ее ладонью снизу, со стороны живота и положить на лопатки, она кусала мои пальцы, я побеждал каждый раз. Играл с ней одной рукой, второй подливал себе коньячок, глаза в телевизор. Нам не было весело, наличия смысла в жизни так и не обнаруживалось, хотя я внимательно прислушивался к себе. Выходил пару раз на улицу подышать, брал ее с собой. А ночью положил ее рядом на кровати, она беззаботно уснула. Это меня настораживало. Она ведь совсем кроха, ее, наверное, только от мамки отняли, сегодня лишили братьев и сестер, отдали чужому дядьке. А она даже не скулит, не скучает, весела и довольна новой жизнью. Способна ли она вообще любить, и в частности меня?
Потом я долго ворочался в кровати, вспоминал мамашку на детской площадке, кассиршу в магазине. Какие вы все бездушные, я пытаюсь спастись, а вы меня топите! Вынашивал план мести, искал слова, чтобы нагрубить этим и подобным им бесчувственным женщинам. Ворочался, ворочался, потом включил свет, растормошил собачонку, сфотографировал ее на телефон и дал объявление в рубрике «отдам в хорошие руки». Уже на утро мне позвонили и через часик приехали, забрали ее. Уверен, что и по мне она скулить не станет.
В понедельник, в своем офисе, вышел из-за ширмочки, решил поделиться своим приключением с Лизкой. А она стоит, нервничает в телефон. Опять с дочкой ругается. Я усмехнулся, вот тебе и смысл жизни, я-то свою быстренько сбыл, а ты свою еще не скоро сможешь.
Но вечером на прощанье все-таки кинул ей:
– Не работает, Лизка!
– Влюбиться попробовали? – быстро среагировала она.
Я остановился.
– Влюбиться не пробовал.
И вышел. Домой я шел пешком, хоть и далековато. Как добропорядочный гражданин, на машине я уже давно не ездил. Шел, шел и встретил Машу, бывшую соседку. Соседку тех времен, когда у меня была Светка, квартира и какой никакой, а смысл жизни. А у Маши тогда был муж и сварливая свекровь, потом муж куда-то делся, и осталась одна свекровь.
– Привет, остановил я ее посреди тротуара.
– Привет.
– Я Коля, помнишь?
– Помню.
Мы преграждали путь идущей на нас парочке и, взяв Машу за локоток, я аккуратно повлек ее в сторону.
– Ты все там же?
– Нет, съехала.
– Васька вернулся? – это муж ее, числился пропавшим без вести, когда мы еще жили по соседству.
– Вернулся. Только не ко мне.