Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика

Все было кончено. В лондонской прессе четтерхэмское убийство обсуждалось меньше девяти дней. Поначалу его описали в ярких красках: картинки, версии, новые тревожные доводы, а после реклама все-таки взяла верх. Осталась только охота на Герберта, но тот все никак не находился. Загадочная фигура на зеленом мотоцикле пересекла Англию и растворилась в дымке. Он, конечно, был замечен в дюжине мест, но всякий раз оказывалось, что это не он. Предполагалось, что Герберт направился в Линкольн, чтобы пересесть на поезд. Но он уехал так далеко, что ни отследить его передвижение, ни хотя бы найти его зеленый мотоцикл так и не удалось. Скотланд-Ярд начал расследование так тихо, словно сам был беглецом. Из мрачного здания на Вестминстер Прайор не доносилось ни одного слова.

Через неделю после начала расследования Четтерхэм вновь погрузился в повседневную дрему. Весь день шел дождь, накрывая собой долины, гулко опускаясь на листву и потрескивая в дымоходах от огня. Издавна английский дождь придает реалистичности и демонизма иллюстрациям к большим книгам с черными буквами и гравюрам на стенах.

В кабинете доктора Фелла Рэмпол сидел перед решеткой камина, который топился углем. Несмотря на треск огня, в коттедже под тисами было совершенно тихо. Доктор и миссис Фелл уехали в Четтерхэм до полудня; их гость, сидя в кресле перед камином, не нуждался в лампах. Ему были видны потоки дождя за серым окном, в которых отражалось и пламя камина.

Он смотрел на решетчатый изгиб камина в черном сиянии пламени, но лицо Дороти Старберт на дознании все время стояло перед ним. Ходило множество разных слухов. Стулья громко скрипели на покрытом песком полу, гулкие голоса раздавались в комнате для дознаний, доносившись, словно из кувшина. Когда все закончилось, она отправилась домой на старом автомобиле Пейна с опущенными боковыми шторками. Рэмпол видел, как из-под колес поднялся столб пыли, видел и любопытные лица людей, высунувшихся из окон и сопровождавших их взглядом. Слухи, словно разносимые злобным почтальоном, доходили до каждой двери. «Проклятые глупцы», – подумал он, но тут же почувствовал жалость к себе.

Шелест дождя стал еще более отчетливым, несколько капель зашипело в огне. Он разложил бумагу у себя на коленях и уставился в ее содержимое. Это были те глупые стихи, которые он переписал у Дороти. Он говорил о них доктору Феллу, но старый лексикограф так до сих пор и не взглянул на них. Соблюдая приличия, ввиду всей этой кутерьмы и похорон, они решили отложить на время разгадку смысла стихотворения. Но к нынешнему времени Мартин Старберт уже был погребен под дождем… Рэмпола пробил озноб. Всякие банальности лезли в голову. Все они теперь были ужасной реальностью. И еще эти слова…

«Предадим его тело земле», – эти мощные и спокойные слова были произнесены под чистым небом. Вновь в его памяти земля падала на крышку гроба, вызывая ассоциацию с сеятелем, разбрасывающим зерно. Он видел промокшие ивы, отражающиеся на сером горизонте, слышал молебен – службу по усопшему, – который ему почему-то напомнил знакомую еще с детства песню «Старое доброе время», ее часто пели в сумерках.

Что это было? Он словно слышал звуки из далекого детства, но вдруг понял, что этот шум реален. Кто-то стучал во входную дверь.

Он встал, схватил со стола лампу и осветил ею себе путь до самого холла. Капли дождя упали ему на лицо. Когда он открыл дверь, он поднял лампу выше.

– Я пришла повидать миссис Фелл, – произнес женский голос. – Думала, она угостит меня чаем.

Дороти серьезно посмотрела на него из-под шляпки. В свете лампы она казалась гораздо ближе. Девушка говорила извиняющимся тоном, при этом глядя пустым взглядом куда-то вглубь холла.

– Они уехали, – сказал он. – Но, прошу вас, все равно входите. Я… я не знаю, смогу ли приготовить тот чай, который вы любите…

– Я сама могу, – ответила она ему.

Скованность исчезла. Она улыбнулась. Повесив промокшую шляпу и пальто в холле, девушка поспешила на кухню и совершенно непринужденно занялась приготовлением чая. Он же пытался хоть как-то изобразить занятость. Теду казалось, что у него никогда не было такого ощущения вины, как сейчас, когда он стоял посреди кухни в то время, пока она готовила чай. Это можно было сравнить только с тем, как пассажир автомобиля наблюдает за водителем, меняющим покрышку. Как только ты пытаешься куда-либо отойти, что-либо сделать, то сразу наталкиваешься на него, а когда передаешь домкрат, то чувствуешь себя исчадием ада. Они почти не говорили, хотя Дороти сделала несколько смелых замечаний насчет чайной утвари.

Она постелила скатерть на маленький стол перед камином в кабинете доктора. Занавески были задернуты, очаг наполнен углем. Нахмурившись, она намазывала масло на тосты, желтый свет лампы отбрасывал тень на ее глаза. Горячие кексы, мармелад и крепкий чай; шуршание ножа о тосты и теплый сладковатый запах корицы по всему помещению…

Вдруг она подняла глаза.

– Вы будете пить чай? – спросила она.

– Нет, – ответил он. – Скажите мне, что случилось?