– Мы вспугнули его, – зашептала она. – Мне страшно, мы наверняка вспугнули его… Нет-нет, только не бросай меня здесь! Я могу находиться только рядом с тобой. Если погаснет фонарь… Эта ужасная живность! Мне кажется, что они уже все в моих волосах…
Он успокоил ее, хотя слышал, как его собственное сердце тоже колотится. Если покойники, как гласят предания, бродят по этому каменному дому, то их лица, как он думал, должны напоминать это большое, лишенное выражения, покрытое паутиной лицо железной девы. Казалось, здесь, в комнате пыток, все еще ощущался запах пота заключенных. Он стиснул челюсти, словно у него в зубах была пуля, которую так давно, во времена Энтони, сжимали челюстями солдаты, чтобы притупить боль от ампутации.
Энтони…
Впереди показался свет. Этот крохотный отблеск по-видимому исходил с верхней части лестницы, ведущей из комнаты надзирателя. Похоже было, что кто-то держал свечу.
Рэмпол выключил фонарь. Он чувствовал, как трясет Дороти, поэтому двинулся вперед по левой стороне ступеней вдоль стены, а она шла за ним, держа его за руку. Он ясно осознавал, что не боится убийцы. Он с большим удовольствием взмахнул бы тяжелой тростью у его черепа. Но что же тогда заставляло дрожать его колени, из-за чего он ощущал тяжесть в желудке? Возможно, это тоже была какая-то разновидность страха.
На минуту он испугался, что Дороти в любой момент может закричать. И он может заорать, если свеча озарит фигуру, притаившуюся в тени, а на ней будет треугольная шляпа… Выше Тед услышал шаги. Очевидно, тот человек почувствовал, что они приближаются, осознал свою ошибку и уже собирался исчезнуть, потому как шаги раздавались на выходе из комнаты надзирателя.
Послышалось постукивание тростью…
Тишина.
Медленно, постепенно Рэмпол продвигался по лестнице. Из комнаты надзирателя струился тонкий луч света. Положив фонарь в карман, Тед взял в руки холодную и влажную ладонь Дороти. Его туфли шаркнули по полу, и тут же крысы тоже дали о себе знать. Он прошел дальше и притаился у края двери.
Горящая свеча стояла в подсвечнике на столе. За столом же совершенно неподвижно сидел доктор Фелл. Он подпер рукой подбородок, локтем оперся на колено. На стену свеча отбрасывала тень, странным образом напоминавшую статую Родена. А за изголовьем старой кровати Энтони огромная серая крыса смотрела на доктора Фелла хитрыми глазами.
– Входите, дети, – сказал доктор Фелл, покосившись на дверь. – Должен признаться, что испытал облегчение, поняв, что это вы крадетесь.
Глава 13
Трость соскользнула вниз с руки Рэмпола, ударилась наконечником об пол. Он оперся на нее и сказал: «Доктор…», но обнаружил, что не узнает свой голос.
Девушка засмеялась, приложив руки к лицу.
– Мы подумали… – сглотнув, начал Рэмпол.
– Вы подумали, что я убийца или призрак. Я опасался того, что вы заметите пламя моей свечи в коттедже и придете сюда разбираться, но не смог закрыть окно. Послушайте, девочка моя, вам лучше присесть. Я восхищен тем, что вы здесь. Что касается меня…
Он достал из кармана крупнокалиберный револьвер старого образца и прокрутил его на указательном пальце. После такого жеста он опять замотал головой.
– Все потому, дети мои, что я абсолютно уверен: мы противостоим очень опасному человеку. Садитесь сюда.
– Но что вы все-таки здесь делаете, сэр? – спросил Рэмпол.
Доктор Фелл положил оружие на стол перед свечой. Он указал на стопку старых манускриптов и пачку писем такой же давности. Большим платком он вытер ладони от пыли.
– Теперь, когда вы здесь, – глухо сказал он, – мы должны в этом покопаться. Вы, Рэмпол, сядьте на краю кровати. Здесь полно далеко не радостных вещей. Прямо здесь, на столе. Вы, моя дорогая, – сказал он затем Дороти, – будете сидеть в этом кресле: все остальные кишат пауками. Энтони, конечно, вел счета, – продолжал он. – И мне все время казалось, что я смогу раздобыть их, если хорошенько пороюсь… Вопрос заключается в том,
Дороти в дождевике сидела очень спокойно, но тут она повернулась и искоса посмотрела на Рэмпола. Затем произнесла:
– Я знала это. Я ведь уже говорила. А после того, как я нашла те стихи…