Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

В первой он порицает лиц, следующих обычаю и примеру больше, чем рассудку. «Никогда они не судят о жизни, всегда верят», – говорит он. Однако он одобряет, что берут советы у тех, кого почитают за особенных мудрецов; но он желает, чтобы пользовались и собственным суждением, испытывая свои мнения. В этом я вполне придерживаюсь его взгляда; ведь если многие не в состоянии найти сами правильную дорогу, то нет все-таки никого, кто не мог бы ее достаточно распознать, раз она будет ясно открыта кем-либо другим; и каков бы ни был человек, он склонен удовлетворяться познанием этих дорог и думать, что его мнения относительно морали лучшие, какие можно иметь, когда он вместо того, чтобы позволить себе слепо следовать примеру, позаботится изыскать советы наиболее умных лиц и воспользуется всеми силами своей души, чтобы испытать, чему должно следовать. Но хотя Сенека и изощряется здесь в украшении своего красноречия, он не всегда вполне удачно выражает свою мысль; например, когда он говорит: «мы оздоровим себя, если только отделимся от толпы» (а cactu), то кажется, будто он поучает, что достаточно экстравагантности, чтобы стать мудрым, а это не является его намерением. Во второй главе он только иными словами повторяет то, что высказал в первой; он лишь прибавляет, что принимаемое обыкновенно за благо не есть таковое. Затем, в третьей главе, затратив много излишних словечек, он высказывает, наконец, свое мнение относительно высшего блага, а именно, что «оно соответствует вещам природы», что «мудростью будет сообразоваться с его законом и примером» и что «блаженная жизнь заключается в соответствии своей природе». Все эти выражения кажутся мне очень темными; несомненно, что под природой он не подразумевает естественных наклонностей, видя, что они влекут нас к чувственности, против которой говорит Сенека; в дальнейшем его рассуждение дает основание полагать, что под «природою вещей» он понимает порядок, установленный Богом относительно всего сущего в мире, и что, полагая этот порядок как неизменный и независимый от нашей воли, он говорит: «соответствовать природе вещей и согласоваться с его (блага) законом и примером является мудростью», то есть мудростью будет успокаивать себя порядком вещей и делать это потому, что мы, по-видимому, для него созданы; говоря по-христиански, мудростью будет поручение себя Божьей воле и следование ей по всех наших поступках; выражение «блаженная жизнь заключается в соответствии своей природе» и означает, что блаженство состоит в следовании порядку природы и принятии в хорошую сторону всего, что с нами случается. Это не выражает почти ничего, и не видно полной связи с тем, что Сенека невоздержно выразил раньше, а именно, что это блаженство не может наступить иначе как «при здоровом рассудке и т. д.», если не значит также, что «жить согласно природе» – это жить, следуя истинному рассудку. В четвертой и пятой главах он дает несколько иных определений высшего блага, которые имеют известное отношение к смыслу первого определения, но ни одно из них не выражает его удовлетворительно; и само их различие свидетельствует, что Сенека не ясно разумел то, что хотел сказать; ведь, чем лучше знают что-либо, тем более склонны выражать свое знание одинаковым образом. Наиболее согласное с моими взглядами находится в пятой главе, где он говорит, что «блажен тот, кто ничего не желает и не боится до милости разума» и что «блаженная жизнь есть жизнь, утвержденная на правильном и достоверном суждении». Но так как он не научает основаниям, по которым мы не должны ничего ни бояться, ни желать, то все это мало помогает нам. В этих же главах Сенека начинает спорить с теми, кто поставляет блаженство в чувственном наслаждении, и то же продолжает он в следующих главах. Вот почему прежде, нежели исследовать их, я выскажу здесь свое мнение по данному вопросу. Я замечу, во‐первых, что существует разница между блаженством, высшим благом и конечной целью, к которой должны клониться наши поступки: блаженство не высшее благо, но оно предполагает последнее; оно есть довольство или удовлетворение души, проистекающее оттого, что душа обладает благом

. Но за цель наших поступков можно принимать и то и другое; высшее благо, несомненно, есть то, что мы должны поставлять как цель наших поступков, а душевное довольство, привходящее сюда, будучи приманкой, завлекающей нас, также по праву именуется нашей целью. Помимо того, я отмечу, что выражение «чувственное наслаждение» Эпикуром понималось иначе, нежели теми, кто возражал против него. Все противники относили обозначение этого выражения к чувственным удовольствиям; он же, напротив, распространял его на все духовные удовольствия; об этом легко можно заключить из того, что Сенека и другие о нем писали.