Таким образом, между двумя основными группами, выступавшими против властей по политическим или экономическим вопросам, было очень мало общего. Что важнее: общее избирательное право или отмена Хлебных законов? Это разделение говорило о том, что рабочий класс так и не смог организовать подлинно революционное движение, и враги правительства Мельбурна оставались разобщенными вплоть до его роспуска. Никакой классовой борьбы в общепринятом смысле не было. Иногда чартисты и члены лиги вместе выступали на демонстрациях или протестных акциях против властей, но их объединение носило временный и ограниченный характер.
Что касается Мельбурна, он был крайне занят своей ролью учителя и наставника при молодой королеве и уделял общественным делам еще меньше внимания, чем обычно. Конечно, он мог сказать, что это и есть его главное дело и оно имеет неоспоримую общественную важность, но на повестке дня стояли и другие вопросы. Читая Законы о полиции 1839 года, можно подумать, что они были составлены в совершенно спокойное время: они запрещают пить спиртное на ярмарках и в кофейнях, а также «выносить на тротуары бочки, кадки, обручи или колеса, приставные лестницы, доски, жерди, вывески или транспаранты». В числе прочих нарушений упоминается «нанесение непристойных надписей мелом и проч. на стены зданий, ворота домов, ограждения и проч.». В таких случаях полиции следовало «в ночное время по возможности тихо уничтожить надписи». В числе этих непристойных надписей были и лозунги радикальных агитаторов, никогда не прекращавших свою работу в больших городах.
Однако весной этого года произошел политический скандал. Мельбурн потерял поддержку парламента в связи с Биллем о Ямайке. Местные торговцы сахаром не желали освобождать своих рабов, но за билль, приостанавливающий действие конституции на острове, проголосовало всего пять человек. Это было практически поражение, которое в любой момент могло повториться в условиях неуверенности и нехватки сил. Премьер-министру оставалось только уйти в отставку, не дожидаясь новых ударов. Он написал Виктории, выразив надежду, что она «примет этот кризис с твердостью, свойственной ее характеру». Она отреагировала на отставку своего любимого министра так бурно, как будто парламент изгнал ее саму. Она не могла ни есть, ни спать и постоянно плакала. Она написала герцогу Веллингтону с просьбой занять место Мельбурна, но тот мягко отказался. Следующим перед королевой предстал сэр Роберт Пиль, но она нашла его «непонятным» и «холодным». Они обсудили некоторые аспекты новой администрации, и он упомянул, что все придворные дамы королевы по убеждениям принадлежат к вигам и стоило бы включить в этот круг также тори. На следующий день она прислала ему категорический отказ: она не желала разрушать свой интимный круг. Игнорируя придворный протокол, она написала Мельбурну: «Я думаю, вам было бы приятно увидеть, как хладнокровно и твердо я держалась. Королева Англии не поддается на подобные уловки. Будьте наготове — вскоре вы можете понадобиться». Этот эпизод вошел в историю как Кризис в спальных покоях, хотя сама королева добавила к нему элементы высокой драмы.
Пиль вышел из этого столкновения не самым изящным образом, и многие современники посчитали, что Виктория, по сути, нарушила неписаные законы монаршего поведения. Другие, в основном виги, приветствовали ее независимость в таком деликатном вопросе, как дела королевского двора. Итак, Мельбурна убедили отозвать свое прошение об отставке и остаться премьер-министром еще на два года. По словам герцога Аргайла, он «как нельзя лучше подходил на роль главы партии, погибающей от бездействия». Ему нужно было просто продержаться еще какое-то время. Вотум недоверия весной 1840 года был проигран с перевесом в 10 голосов, а вскоре виги потеряли три парламентских места в разных районах — одно в сельском местечке, одно в соборном городе и одно в промышленном городе. Роберт Пиль ждал походящего момента.
Неудача общенационального съезда чартистов и почти презрительное отношение парламента к их петиции стали главным событием лета 1839 года, посеяв семена жестокого возмездия, наступившего в начале зимы. Многие видные чартисты были арестованы или освобождены под залог, но сила чартизма заключалась не в его лидерах, а в общинах, из которых он вырос. Деревенский портной или сапожник, трактирщик или ткач были не только жителями своей деревни, но и неотъемлемой частью движения. В этом была их сила, но также и слабость. Именно поэтому они были не готовы сражаться против полиции, магистратов или тех, кто сидел в Вестминстере. Мельбурн снова стал у руля, и поэт Уинтроп Макворт Прейд воздал ему должное в одном из своих стихотворений: