Разумеется, выставку критиковали и те, кто просто ненавидел любые новшества. Некоторые говорили, что выставочный павильон обрушится под собственной тяжестью, а если нет, то после сильной грозы от него наверняка останутся одни осколки. Что, если люди изжарятся заживо в этой гигантской оранжерее? Другие утверждали, что это просто реклама свободной торговли — гигантская попытка обдурить публику. Третьи опасались, что выставка будет иметь губительные последствия для одного из крупнейших лондонских парков, — возможно, в нем больше никогда не вырастет трава. И потом, если такие толпы людей соберутся в одном месте, разве дело не кончится эпидемией? Но главным поводом для недовольства была откровенная вульгарность экспозиции, шокировавшая некоторых современников. Эта критика особенно громко зазвучала в начале XX века, когда викторианство сочли окончательно устаревшим. Литтон Стрейчи запечатлел эти настроения в своей книге «Выдающиеся викторианцы» (Eminent Victorians; 1918).
Однако семена разочарования были посеяны задолго до открытия выставки. Как писал Филип Джеймс Бейли в «Фестусе» (Festus; 1839):
Английской нации недостает вкуса,
Верного суждения о гармонии пропорций.
Мы всегда рискуем либо переусердствовать, либо недоделать, либо испортить[12]
.Уильям Моррис, посетив выставку, заметил, что представленные на ней предметы «на удивление уродливы». Других наблюдателей также совершенно не впечатлил английский вклад в общую феерию: в частности, было решено, что в производстве промышленных товаров Британию решительно опережают французы и американцы. Французы имели больше вкуса и утонченности, а американцы — больше энергии и размаха.
Среди посетителей было много рабочих с семьями, — возможно, выставка примирила многих из них с производственной культурой, которую раньше недолюбливали из-за потери рабочих мест. К прогуливающейся в Гайд-парке толпе присоединилась Шарлотта Бронте. «Ее величие, — писала она о выставке, — состоит не в чем-то одном, а в уникальном сочетании всех вещей. Вы найдете здесь все, что создано человеческим трудолюбием… Казалось, только магии под силу собрать эту массу богатств со всех концов Земли». И снова викторианцы интуитивно обращались к языку магии и волшебства. Он отражал их чувства, но также их восприимчивость ко всему новому. «Я вошел внутрь, — писал Маколей, — и моим глазам предстало великолепнейшее зрелище, затмевающее любые фантазии из арабских сказок. Даже Цезари вряд ли устраивали когда-нибудь более роскошные представления».
Сами по себе размеры коллекции поражали посетителей. Отдельные экспонаты, пожалуй, могли показаться не слишком утонченными и возвышенными, но одним из величайших двигателей Викторианской эпохи были инновации. Среди любимых экспонатов королевы Виктории была машина для изготовления конвертов, которая могла складывать и склеивать шестьдесят конвертов в минуту. Возможно, это приспособление привлекало ее именно тем, что казалось своего рода одомашненным представителем неуклонно наступающей эпохи машин. Так или иначе, Всемирная выставка давала возможность украдкой заглянуть в душу викторианской Англии. Мечты о хитроумных механических приспособлениях и уникальном опыте побуждали людей смелее исследовать просторы своего воображения. Выставка породила настоящую одержимость новыми изобретениями. В зале, построенном на восточной стороне Лестер-сквер, демонстрировали водолазный аппарат, вакуумную флягу, аппарат для имитации северного сияния, аппарат для приготовления пищи на газу, патентованную швейно-вышивальную машинку и машину для производства бумажных гирлянд.
Проведенная в 1851 году всеобщая перепись населения подтвердила предположения о росте среднего класса. Круг клерков, лавочников и деловых людей расширялся. Росло число жестянщиков, маляров и стекольщиков, а также краснодеревщиков, обойщиков и работников типографий. За 20 лет почти втрое выросло количество «железнодорожной обслуги», равно как и пудлинговщиков, кузнецов и литейщиков в металлургическом производстве. Казалось, этому расширению не будет конца. Кроме того, то был первый год, когда большую часть английского населения составляли городские жители. Если Всемирная выставка смогла развеять какие-то внутренние страхи общества, возможно, на тот момент это было вполне достаточное достижение.
15
Жажда крови