Послание папы усилило беспокойство в рядах англикан. Сторонникам старых традиций не нравились успехи ритуалистов в англиканской церкви: их пышные одеяния и кадильницы принадлежали Ваалу. Лорд Шефтсбери заметил, что он «предпочел бы славить Господа вместе с Лидией на берегу реки, чем с сотней облаченных в стихари священников в храме Святого Варнавы». Недавно построенная церковь Святого Варнавы в Пимлико была настоящей сокровищницей католических ритуальных принадлежностей. Там были прекрасные ткани, драгоценности и даже резная деревянная перегородка искусной работы, отделявшая священников от прихожан, — все то, что нонконформисты осуждали как происки Сатаны. Неудивительно, что вмешательство папы вызвало столь резкий протест. «Какое удивительное брожение, — писал лорд Шефтсбери. — Оно ни на йоту не ослабевает, митинг за митингом проходят в каждом городе, во всех уголках страны… Это похоже на бурю, захлестнувшую весь народ… Все разногласия на время как будто отступили перед порывом единого чувства». Проницательный и наблюдательный Бенджамин Дизраэли писал лорду Лондондерри: «Что вы думаете о кардинале Уайзмене? Даже крестьяне считают, что их собираются сжечь заживо и доставить в Смитфилд[11]
вместо их свиней».Католицизм в Англии ассоциировался прежде всего с разнообразными ирландскими неприятностями, что только усиливало антипапские настроения. «Раньше во время ирландских восстаний, — писал один из политических союзников Гладстона, сэр Уильям Харкорт, — ирландцы жили в Ирландии. Теперь ирландская нация присутствует и в Соединенных Штатах, столь же враждебная к нам, но имеющая намного больше денег, абсолютно недосягаемая для нас, однако отделенная от наших берегов всего десятью днями пути». Также считалось, что в Англии ирландские переселенцы представляют угрозу для своих соседей. Юморист из журнала Punch обнаружил «недостающее звено» между гориллами из джунглей и «неграми» в лице «ирландских яху» из самых бедных районов Лондона. В Birmingham Star писали о братстве фениев: «Множество бесноватых из самых низких социальных классов тайно собираются в укромных местах для подготовки. Их девиз и цель, разумеется, “Смерть саксонцам!”, — но что они будут делать после этого убийства, ни они, ни кто-либо другой не имеют ни малейшего представления». Все это было одним из самых сильных поводов для беспокойства в Англии XIX века. Тревоги подпитывала статистика, на первый взгляд свидетельствующая о связях ирландцев с преступностью. Тот факт, что с 1841 по 1861 год численность ирландского населения в Англии выросла примерно на 30 000 человек, также усиливал враждебность. Людям не слишком нужна была статистика, они полагались на собственные наблюдения. Больше всего пострадали Южный Ланкашир и Лондон. Однако во второй половине века ксенофобия обратилась уже против евреев из Ист-Энда. Врага можно было найти всегда.
Закон о церковных титулах, как называлась мера Рассела, был принят подавляющим большинством голосов. Через 20 лет его отменили, поскольку за все это время он не принес никаких изменений. В 1851 году Уильям Юарт Гладстон во время парламентских каникул отправился в Рим, но не для того, чтобы поцеловать кольцо рыбака. Он приехал, чтобы изучить неспокойную политику региона. По словам его первого биографа Джона Морли, именно тогда он окунулся «в могучий поток европейского виггизма, которому суждено было вознести его так высоко».
Отправившись в Неаполь якобы ради увеселительной поездки, он воспользовался возможностью посетить местные тюрьмы и взглянуть на заключенных. Увиденное потрясло его: повсеместные грязь и нищета, «больные узники с печатью смерти на лицах». Он поклялся привлечь внимание британской прессы к царящей в Неаполе беспощадной несправедливости, чтобы смягчить ее или даже положить ей конец. Это стало первым публичным проявлением тех нравственных качеств, которые никогда его не покидали: страстной целеустремленности и неукротимой тяги к улучшениям.
Итак, Палмерстон успешно отплатил Расселу той же монетой, а несколько озадаченным победителем в этой схватке стал консерватор граф Дерби. Дизраэли называл Палмерстона «самозванцем, и совершенно выдохшимся — как имбирное пиво вместо шампанского» и добавлял, что теперь тот стал «просто размалеванным старым паяцем, панталоне». Но как известно, Панталоне может превратиться в Арлекина, а мстительного Арлекина следует избегать, поэтому Рассел впал в немилость.
14
Великолепнейшее зрелище
К этому времени вниманием общественности завладел Хрустальный дворец в Гайд-парке. Ничего подобного этому прозрачному сооружению, заполненному всевозможными механическими и электрическими чудесами, люди еще не видели. Некоторые всерьез считали его восьмым чудом света, а сам Лондон — более великим городом, чем Афины или Рим.