Предположим, он меня не выдаст (будет сотрудничать). Тогда я, промолчав, сяду на полгода, а если запою, как пташка (предам), то выйду на свободу. В этом случае мне выгоднее предать. Предположим, он меня выдаст (предаст). Тогда я, промолчав, получу десять лет тюрьмы, а если расколюсь и выдам
В это время в голове Брута разворачивается аналогичный внутренний монолог. Оба предают другого и отправляются за решетку на шесть лет, а не на шесть месяцев — горький плод рационального поведения с опорой на личный интерес. Не то чтобы у кого-то из них был выбор — это равновесие Нэша. Предательство для них — предпочтительная стратегия: оно выгоднее для каждого по отдельности, вне зависимости от действий другого. Если бы один из них был мудрее, или порядочнее, или доверчивее, он оказался бы полностью во власти страхов и соблазнов второго. И даже если сообщник прежде поклялся, что поступит правильно, его заверения могут оказаться пустыми словами, не стоящими бумаги, на которой написаны.
Дилемма заключенного — довольно распространенная трагедия. Разводящиеся муж и жена нанимают ушлых адвокатов, потому что каждый боится, что другой обдерет его как липку, но оплата юридических услуг сводит на нет семейные накопления. Враждующие государства тратят бюджетные средства на гонку вооружений и нищают в погоне за недостижимой безопасностью. Велогонщик употребляет допинг, попирая принципы честной игры, потому что иначе соперники, глотающие стимуляторы, обойдут его на повороте[324]
. Пассажиры толпятся у ленты выдачи багажа; зрители встают со своих мест и вытягивают шеи на рок-концерте, чтобы лучше видеть, — но в итоге толком не видно никому.У дилеммы заключенного нет решения, но правила игры можно изменить. Во-первых, игроки могут заранее заключить договор, нарушить который себе дороже, или подчиниться более высокой инстанции, которая поменяет таблицу исходов, вознаграждая игроков за сотрудничество или наказывая за предательство. Предположим, подельники клянутся блюсти омерту, а за соблюдением клятвы следит крестный отец: надежных товарищей повышают до капо, а нарушивших обет молчания отправляют на корм рыбам. Таблица исходов преображается настолько, что меняется сама игра: равновесие теперь достигается в точке двустороннего сотрудничества. Связать себя клятвой заранее — в интересах сообщников, пусть даже клятва лишает их свободы предать. Рациональным агентам под силу избавиться от дилеммы заключенного, подчинившись взаимным обязательствам или верховенству закона.
Во-вторых, изменить игру можно, если играть неоднократно и запоминать, как партнер поступил в предыдущих раундах. Теперь пара может отыскать дорогу к благословенной ячейке обоюдного сотрудничества и оставаться там, следуя стратегии «око за око». Стратегия предписывает сотрудничать, делая первый ход, а в дальнейшем обращаться с партнером по игре согласно правилу: сотрудничать, если он сотрудничает, и предавать, если он предает (в некоторых версиях предлагается спускать партнеру первое предательство, прежде чем ответить тем же, — на случай, если это была единичная оплошность с его стороны).
Эволюционные биологи заметили, что социальные животные регулярно сталкиваются с повторяющейся дилеммой заключенного[325]
. Хороший пример — взаимный груминг: каждому хочется, чтобы за ним поухаживали, но от обязанности ответного груминга любой предпочел бы увильнуть. Роберт Триверс предположил, что Homo sapiens обзавелись в процессе эволюции целым набором нравственных чувств, которые позволяют нам реализовывать стратегию «око за око» и наслаждаться благами кооперации[326]. Дружелюбие побуждает нас сотрудничать, делая первый ход, благодарность — отвечать сотрудничеством на сотрудничество, гнев — наказывать предателей предательством, вина — искупать собственное предательство, не дожидаясь наказания, а прощение не дает однократной измене обречь игроков на вечное обоюдное предательство. Многие из драм нашей личной жизни — истории о сострадании, доверии, покровительстве, долге, мести, благодарности, вине, стыде, предательстве, слухах и репутации — можно рассматривать как стратегии, разыгрываемые в рамках повторяющейся дилеммы заключенного[327]. Эпиграф к этой главе свидетельствует, что Юм, как обычно, додумался до этого первым.