Рандомизированные эксперименты, впрочем, не панацея (потому что ничто не панацея — и это, кстати, неплохая причина отказаться и от этого клише). Сотрудники научных лабораторий критикуют друг друга не реже аналитиков данных, потому что даже в лабораторных условиях невозможно делать что-то одно. Экспериментаторы могут считать, что дали экспериментальной группе только лекарство и ничего кроме, но это не избавляет их от опасности появления мешающих параметров — эту проблему называют исключаемостью. На эту тему есть анекдот про сексуально неудовлетворенную пару, решившую обсудить свою беду с раввином, поскольку в талмуде сказано, что ответственность за сексуальное удовлетворение жены лежит на муже. Раввин чешет бороду и предлагает выход: супруги должны нанять симпатичного, крепкого молодого человека, который — в следующий раз, когда пара займется любовью, — будет обмахивать их полотенцем; сексуальные фантазии помогут жене достичь оргазма. Последовав совету мудреца, супруги желаемого эффекта не добились; они приходят к нему снова, умоляя посоветовать им что-нибудь еще. Почесав бороду, раввин говорит: пусть на этот раз в супружескую постель вместо мужа ляжет молодой человек, а муж пусть машет полотенцем. Супруги следуют совету, и в этот раз женщина действительно достигает умопомрачительного оргазма. «
Полагаясь на экспериментальные манипуляции, мы сталкиваемся и с другой проблемой: наш мир — не лаборатория. Политологи не могут подбросить монетку, внедрить в одних странах демократию, а в других — автократию, подождать пять лет и посмотреть, какие из них ввяжутся в войну. Эта же практическая и этическая проблема встает при изучении людей.
Хотя не все на свете можно изучать экспериментально, социологи призывают на помощь всю свою изобретательность, отыскивая случаи, когда рандомизация происходит сама собой. Такие естественные эксперименты иногда позволяют выжимать причинные выводы из корреляционной Вселенной. Они часто фигурируют во «Фрикономике» (Freakonomics) — серии книг и прочих медиапродуктов, созданной экономистом Стивеном Левиттом и журналистом Стивеном Дабнером[357]
.Например, «разрыв регрессии». Скажем, вы хотите понять: это учеба в колледже делает людей богаче или же дети из богатых семей чаще поступают в колледжи? Хотя вы не можете в буквальном смысле рандомизировать выборку подростков, заставив колледж принять одну группу и завалить вторую, колледжи со вступительными испытаниями так, собственно, и поступают со студентами, чьи баллы находятся в районе нижней границы. Глупо было бы думать, что еле-еле поступивший студент, который набрал 1720 баллов, умнее того, кто чуть-чуть недотянул и набрал всего 1710. Разница между ними — фактически шум и вполне может быть случайной. (То же самое верно и для других отборочных критериев, таких как, например, средний балл аттестата или рекомендательные письма.) Допустим, ученый следит за двумя этими группами десять лет, изучая зависимость их дохода от экзаменационных баллов. Если он видит ступеньку или изгиб у нижней границы — больший скачок в уровне дохода в районе перехода «поступил — не поступил», чем для интервалов той же величины в остальной части графика, — он может сделать вывод, что ситуацию изменила волшебная палочка поступления в колледж.
Еще один подарок охотящимся на причинность социологам — спонтанная рандомизация. Это телеканал Fox News насаждает консервативные взгляды или это консерваторы неравнодушны к Fox News? Телеканал запустили в 1996 г., и в последующие пять лет кабельные компании добавляли его в вещательные пакеты безо всякой системы. Экономисты воспользовались неожиданной удачей, продлившейся половину десятилетия, и обнаружили, что избиратели в городах, где транслировался Fox News, на величину от 0,4 до 0,7 процентного пункта чаще голосовали за республиканцев, чем жители городов, которым приходилось смотреть что-то другое[358]
. Это достаточно большая разница, которая может изменить результат выборов при близкой популярности кандидатов; к тому же эффект мог усилиться в последующие десятилетия, когда Fox News повсеместно проник на телерынок, благодаря чему его влияние теперь труднее доказать, хотя слабее оно и не стало.