Читаем Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна полностью

В переводе с языка математики это звучит следующим образом: «Степень доверия гипотезе после изучения данных должна быть равна априорной уверенности в гипотезе, умноженной на правдоподобие появления данных при условии, что гипотеза верна, и деленной на суммарную распространенность данных при всех условиях».

В обычной жизни это работает так. Вам стал известен новый факт; как должна измениться ваша уверенность в гипотезе? Во-первых, доверяйте ей сильнее, если с самого начала она была неплохо обоснована, внушала доверие или походила на правду, то есть если высока ее априорная вероятность (первый множитель в числителе). Как неустанно твердят студентам-медикам преподаватели, если за окном раздается стук копыт, это, скорее всего, лошадь, а не зебра. Если пациент жалуется на боли в мышцах, скорее всего, у него грипп, а не болезнь куру (редкое заболевание, распространенное среди представителей племени форе в Новой Гвинее), даже если симптомы согласуются как с тем, так и с другим заболеванием.

Во-вторых, доверяйте гипотезе больше, если подобные данные встречаются особенно часто, когда она верна, то есть если высоко правдоподобие данных (второй множитель в числителе). Если к вам обращается пациент с кожей голубого оттенка, разумно будет предположить у него метгемоглобинемию, известную как болезнь голубой кожи; пятнистую лихорадку Скалистых гор разумно заподозрить у пациента из района Скалистых гор, который является на прием с сыпью и повышенной температурой.

В-третьих, понижайте

уровень доверия гипотезе, если подобные данные в принципе встречаются часто — если высока распространенность данных (знаменатель дроби). Нас забавляет ипохондрик Ирвин, убежденный в диагнозе, который он сам себе поставил, основываясь на характерном для болезни печени отсутствии болевых ощущений. Да, правдоподобие отсутствия симптомов при условии, что он болен, велико (что немного увеличивает числитель), но ведь и распространенность данных огромна (большинство людей большую часть времени не ощущают дискомфорта в области печени), а значит, знаменатель взлетает до небес, минимизируя апостериорную вероятность, то есть степень доверия диагнозу, который поставил себе Ирвин.

Давайте посмотрим, как это работает с цифрами. Вернемся к примеру с онкологическим диагнозом. Частота, с которой заболевание встречается в популяции, 1 %, это наша априорная вероятность: Р(гипотеза) = 0,01. Чувствительность теста — это правдоподобие положительного результата анализа при условии, что пациент болен: Р(данные|гипотеза) = 0,9. Общая распространенность положительного результата анализа равна сумме вероятностей верного попадания для тех, кто действительно болен (90 % от 1 %, или 0,009), и ложной тревоги для тех, кто на самом деле здоров (9 % от 99 %, или 0,0891), что дает нам число 0,0981, которое мы округлим до 0,1. Подставив значения переменных в правило Байеса, получим 0,01 × 0,9 / 0,1, что равно 0,09.

Так почему же доктора (и, будем честны, большинство из нас) заблуждаются? Почему мы думаем, что у пациентки практически наверняка злокачественная опухоль, когда на самом деле ее практически наверняка нет?

Игнорирование базовой оценки и эвристика репрезентативности

Канеман и Тверски поняли, где мы чаще всего спотыкаемся, пытаясь мыслить по-байесовски: мы игнорируем базовую оценку

, которая, как правило, максимально точно соответствует априорной вероятности[219]. В задаче с постановкой диагноза мы отвлекаемся на положительный результат анализа (правдоподобие) и забываем, насколько редко болезнь встречается в популяции.

Исследователи пошли еще дальше и предположили, что мы вообще не мыслим по-байесовски. Вместо этого мы оцениваем вероятность принадлежности некоего случая к категории по его репрезентативности — насколько он похож на прототип или стереотип этой категории, которую мы представляем себе в виде семейства с расплывчатыми границами и пересекающимися свойствами (глава 3). Мы знаем, что у онкологического пациента, как правило, имеется подтвержденный диагноз. Но мы не задумываемся о том, как часто встречается рак в популяции и как часто подтверждаются диагнозы. (Кони, зебры, какая разница?) Подобно эвристике доступности, о которой мы говорили в предыдущей главе, эвристика репрезентативности — это своего рода эмпирическое правило, к которому мозг прибегает вместо математических расчетов[220].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги