Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

Помня о базовой оценке, проще сохранять хладнокровие, размышляя о собственной жизни. Снова и снова мы жаждем каких-то редких исходов — должности, награды, поступления в престижное учебное заведение, взаимности со стороны предмета вожделения. Мы рассчитываем на свои выдающиеся качества и, не получив заслуженного вознаграждения, злимся и падаем духом. Но ведь и другие тоже участвуют в этом соревновании, и какими бы мы ни были замечательными, этих других просто больше. Нет никакой гарантии, что ответственные лица, которые тоже отнюдь не всеведущи, примут во внимание наши достоинства. Понимание базовой оценки — великого множества соперников — делает такую травму менее болезненной. Как бы ни были бы мы уверены в том, что заслуживаем награды, базовая оценка — один из пяти? из десяти? из сотни? — позволяет приблизить наши ожидания к тому уровню, до которого наша уникальность действительно позволяет повысить шансы на успех.

Априорная вероятность в науке и месть учебников

Пренебрежение базовыми оценками — частный случай пренебрежения представлениями априори — крайне важной, хотя и несколько туманной идеей о том, насколько можно доверять гипотезе до изучения данных. Конечно, верить во что-либо без доказательств может показаться верхом иррациональности. Разве не это мы отвергаем как предубеждение, предрассудок, догматизм и предвзятость? Но априорная вера — это всего-навсего наше несовершенное знание как сумма прошлого опыта. Более того, апостериорная вероятность, вычисленная по итогам первого раунда изучения данных, может послужить априорной вероятностью в следующем раунде — такой цикл называется байесовским обновлением. Так мыслит любой, кто не вчера родился. Несовершенный субъект познания в непредсказуемом мире не может приспосабливать обоснованное убеждение к последнему подвернувшемуся факту. Как любил повторять Фрэнсис Крик, «любая теория, объясняющая абсолютно все известные факты, неверна — потому что не все из этих фактов верны»[224]

.

Вот почему разумно скептически относиться к заявлениям о чудесах, астрологии, гомеопатии, телепатии и других паранормальных явлениях, даже если их удалось продемонстрировать в лаборатории, а свидетели клянутся, что видели все собственными глазами. Почему это не догматизм и не ослиное упрямство? Ответ сформулировал кумир рационалистов Дэвид Юм. Юм был современником Байеса, и, хотя ни один из них не читал трудов другого, не исключено, что они могли знать об идеях друг друга через какого-нибудь общего коллегу. Юм отрицает вероятность чуда безупречно байесовским аргументом[225]:

То, что совершается согласно общему течению природы, не считается чудом. Не чудо, если человек, казалось бы пребывающий в полном здравии, внезапно умрет, ибо, хотя такая смерть и более необычна, чем всякая другая, тем не менее мы нередко наблюдали ее. Но, если умерший человек оживет, это будет чудом, ибо такое явление не наблюдалось никогда, ни в одну эпоху и ни в одной стране^{23},

[226].

Другими словами, чудесам, подобным воскрешению из мертвых, следует приписывать низкую априорную вероятность. Следующий довод бьет прямо в цель:

Никакое свидетельство не достаточно для установления чуда, кроме такого, ложность которого была бы бóльшим чудом, нежели тот факт, который оно стремится установить[227].