Читаем Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна полностью

Предположим, исследовательница проводит какие-то наблюдения и преобразует результаты наблюдений в данные, отражающие эффект, который ее интересует, например разницу симптомов в группе, которой давали лекарство, и в группе, получавшей плацебо, или разницу в речевых навыках мальчиков и девочек, или повышение экзаменационных оценок у студентов, посещавших дополнительные занятия. Если это число равно нулю, значит, эффекта нет; если оно больше нуля — возможно, пора кричать «эврика». Но из людей выходят плохие подопытные кролики, в данных полно шума, и, если среднее оказывается выше нуля, это может означать как какое-то реальное изменение, так и ошибку отбора, чистую случайность. Давайте снова поднимемся на уровень восприятия бога и начертим кривые распределения результатов, которые исследовательница получит, если в реальности ничего не происходит (это называется «нулевая гипотеза»), и результатов, которые она получит, если что-то — эффект определенной величины — все же происходит. Эти кривые накладываются друг на друга — вот что делает науку таким непростым занятием. Картина должна показаться вам знакомой:



Нулевая гипотеза — это шум, альтернативная гипотеза — сигнал. Величина эффекта — что-то вроде чувствительности: она определяет, насколько легко отделить сигнал от шума. Прежде чем открывать шампанское, исследовательница должна применить к полученным результатам некий критерий, который еще называют критической величиной. Не преодолев критической величины, она не может опровергнуть нулевую гипотезу и примется заливать горе; если же она ее преодолела, значит, нулевая гипотеза опровергнута и можно праздновать, объявив эффект «статистически значимым».



Но где поместить эту критическую величину? Исследовательница вынуждена искать баланс между двумя типами ошибок. Если она опровергнет верную нулевую гипотезу — это ложная тревога, или, в терминах теории статистических решений, ошибка первого рода. Если же ей не удастся опровергнуть ложную нулевую гипотезу — это промах, или ошибка второго рода. Ни то ни другое не сулит ничего хорошего. Ошибка первого рода привносит ложные факты в совокупность научного знания. Ошибка второго рода — это перевод денег и усилий. Она случается, когда «мощность метода» (доля верных попаданий, или 1 минус доля ошибок второго рода) недостаточна для обнаружения эффекта.

Давным-давно — кем и когда, точно неизвестно — было решено, что ошибки первого рода («обнаружение» эффекта там, где его нет) наносят особенно сильный вред научному знанию, которое может выдержать только определенную их долю — если быть точным, не более 5 % от всех исследований, в которых нулевая гипотеза была верна. Отсюда и возникла общепринятая практика: ученые должны устанавливать такую критическую величину, которая гарантирует, что вероятность опровержения нулевой гипотезы в случаях, когда она верна, составляет менее 5 %; вот оно, вожделенное «p < 0,05». (Может, кто-то и задумывался о необходимости учитывать и издержки ошибок второго рода, как это принято в теории обнаружения сигнала, но по некой туманной исторической причине этого так и не случилось.)

Вот что такое «статистическая значимость» — это способ ограничить долю ложных заявлений об открытиях произвольно выбранным верхним пределом. Предположим, вы получили статистически значимый результат при p < 0,05. Значит ли это, что вы вправе сделать перечисленные ниже выводы?


• Вероятность, что нулевая гипотеза верна, составляет менее 0,05.

• Вероятность, что эффект реален, превышает 0,95.

• Если вы опровергли нулевую гипотезу, шанс, что вы ошиблись, составляет менее 0,05.

• Если вы попытаетесь воспроизвести исследование, шанс, что вам это удастся, составляет более 0,95.


Девять из десяти профессоров психологии, включая 80 % тех, кто преподает статистику, так и думают[303]. Но они ошибаются, ошибаются и еще раз ошибаются! Если вы внимательно следили за рассуждениями в этой главе и в главе 5, вы понимаете почему. «Статистическая значимость» — это байесовское правдоподобие, вероятность получения определенных данных при условии, если гипотеза верна (в нашем случае нулевая гипотеза)[304]. Однако каждое из перечисленных выше утверждений представляет собой байесовскую апостериорную вероятность — вероятность, что гипотеза верна при условии получения определенных данных. Вот что нам нужно, вот зачем мы взялись за исследование — но проверка на статистическую значимость показывает совсем не это! Если вы помните, почему у Ирвина нет заболевания печени, почему дома не так уж опасно и почему папа римский не инопланетянин, вы знаете, что эти две условные вероятности нельзя менять местами. Наша исследовательница не может использовать тест на статистическую значимость в качестве оценки истинности или ложности нулевой гипотезы, если она не учтет априорную вероятность — ее наилучшее предположение о вероятности, что нулевая гипотеза истинна, сформулированное до эксперимента. Но в математике проверок на статистическую значимость эту самую априорную вероятность днем с огнем не сыщешь!

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги