Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя...

— Привет мужики! — заваливаюсь в прохладный бокс, пропахший машинным маслом и бензином. — Где мой малыш?

— Ты про меня, или своего дружка? — отвлекается от точильного агрегата Фёдор и, вытирая тряпкой руки, идёт ко мне.

Федю сложно назвать малышом, так как в нём сто двадцать килограмм железобетонного тестостерона и два с небольшим метра массы, покрытой рыжими волосами. Его ручищами рубить коровьи туши, или гнуть арматуру, демонстрируя детишкам пудельков и кроликов с фигурными узлами.

— На малыша ты не тянешь, — улыбаюсь, раскрывая руки для объятий, и оказываюсь уткнутая носом в пропахшую маслом и потом майку, где-то в области солнечного сплетения.

— Пойдём, стрекоза, продемонстрируешь умение крутить петлю, — подталкивает меня здоровяк к заднему выходу.

Мой малыш стоит и скучает, поблёскивая хромом на солнце и маня к себе гладкими, красными боками. Поднимаю подножку, сдавливаю ляжками нагретый пластиковый обвес, поворачиваю ключ и чувствую, как привычно вибрирует движок, позволяя снова отрастить яйца. Сейчас я та Алька, которая держит жизнь в кулаке и не позволяет себе смущаться, теряться, блеять и краснеть. Та потерявшаяся девочка осталась в спальне, где всё пропахло безудержным сексом и двумя альфа-самцами.

Выжимаю газ, выруливаю на укатанную дорогу, петляющую в сторону накатанного трека. Сзади нагоняет Федя на брутальном чоппере, а на въезде в ворота и Славич с Максимильяно. Не останавливаясь, выкручиваю ручку до упора, пролетаю круг, укладывая в поворотах байк, иду на второй, следом третий, и ощущаю крылья за спиной.

— Тебя в субботу на гонки записывать? — берёт в оборот Федька после того, как я вдоволь налеталась на своём красавце.

— Записывай, — поднимаюсь на цыпочки, тяну его за бороду вниз и оставляю на щеке поцелуй. — Спасибо, малыш. Как всегда, ты супер.

Запрыгиваю на байк, взмахиваю рукой парням и сваливаю в закат, просчитывая в уме время на дорогу. Хочу успеть приготовить мальчишкам ужин, освежиться, надеть кружевное бельё, встретить уставших добытчиков во всеоружии.

С ума сойти. Должна мучиться в сомнениях, сгорать от стыда, переживать за свою репутацию, а я вспоминаю, как давно делала эпиляцию, и что у меня лежит в запасниках холодильника. Дура. Но такая счастливая дура.

Правда, всем моим планам сбыться не суждено. Зайдя домой, попадаю в руки Яра, прижимающего меня к стене и вдавливающего в неё собой, умудряясь облапать всё моё тело, залезть под майку, обслюнявить шею, покусать губы и при этом содрать кожаные штаны. А насадить на член не успевает, потому что из ванной выходит Ник и с боем отбивает мою готовую ко всему тушку, уже раздетую и разогретую.

— Я первый её поймал, — возмущается Яр, хватая меня за ногу и пытаясь перетянуть на себя.

— Воспользовался тем, что я пошёл ополоснуться, — разворачивается к нему спиной Ник, пряча собой и лишая Яра возможности хватать меня за конечности. — Иди лучше в душ. От тебя воняет офисом и потом.

— Мне тоже нужно в душ, — нерешительно стараюсь отстраниться.

— Позже. Ванна занята. И ты занята, — шепчет, приподнимая и насаживая на свой член, Ник, поддавая навстречу бёдрами.

Ужин, кружевное бельё, душ, всеоружие — да пошло оно всё пешим ходом глубоко в лес. И у меня слишком глубоко, слишком резко, слишком мощно… До звёзд в глазах…

Ник с шипением кончает, а меня подхватывает Яр, влажный после душа и горячий в предвкушении. Он врывается так же резко, как Ник, и с тем же размахом вдалбливается в меня, выбивая стоны, хриплое дыхание и крик на пике оргазма.

Глава 31

Ярослав

Меня сильно напрягает то, что сестрёнка предпочитает мотоцикл машине, выбрав самый небезопасный способ передвижения. Всё, конечно, прекрасно. Проскальзывание пробок между рядами наглухо застрявших автомобилей, прохладный ветерок, обдуваемый на ходу, когда асфальт плавиться от удушающей жары, ощущение полёта, когда несёшься с такой скоростью, что мошкару и слепней размазывает в лепёшку о защиту шлема.

Но перед глазами совсем не эти прелестные картинки. Там, как слайды, переломанные парни, встретившиеся с грузовиками, отдельно валяющиеся головы от несчастных, залетевших под эти грузовики, измазанное ошмётками плоти дорожное покрытие.

Именно эти слайды мелькают в моём мозгу, когда мы едем за Алькой, облачённой в кожу и сжимающей бёдрами ревущее орудие смерти. Она долго отнекивалась от её сопровождения, юлила, придумывая какие-то дела с друзьями, старалась отвязаться от нашей компании любыми способами. Но… Двойной напор, способность раскручивать головоломки, умение влезть без мыла в задницу…

Об отношении Ника к таким развлечениям я не знаю, но его матерный русский вперемешку с американским сленгом говорят о многом. Особенно много нового узнаю в тот момент, когда Алька проскакивает очередной затор перед светофором и, вильнув на прощанье жопой, скрывается из вида. Хорошо, что окончательную точку высадки мы додумались взять ещё дома.