Она скатывается с кровати, напяливает со скоростью света какой-то балахон и исчезает за дверью. Не понимаю. Куда делась оторва с железными яйцами, которую не потянет ни один нормальный мужик, а только тот, у кого эти яйца чугунные и размером с два арбуза? Откуда вылезла эта няшка, стесняющаяся пройтись обнажённой и смущающаяся от наших облизывающих взглядов? Ну да. В них слишком много всего читается. И раздеваем, и перебираем все позы из камасутры, и трахаем жёстко, с размахом и извращениями. Чего от них смущаться-то?
— На работу опоздали, — уныло произношу, раскладывая на поджаренный кусок хлеба бекон, яичницу и ломтик помидора. — Надеюсь, Макс не сильно расстроится.
— После командировки и перелёта нам положено три дня выходных, — отмахивается Яр, повторяя мой сложный бутерброд и модернизируя его маринованным огурцом и сыром.
— Об этом знает кто-нибудь, кроме тебя? — спрашиваю его, собирая второй, усложнённый сэндвич и передавая его Алёнке.
— Макс знает. Я ему скинул в личку, — оценивающе осматривает свою съедобную пирамиду Яр и качает головой. — Американское дерьмо, ваши здоровые сэндвичи. Что ни положи, а всё равно не хватает толстого шматка докторской колбасы.
На пару-тройку секунд восстанавливается тишина, а затем мы все срываемся на смех, сгибаясь над столом и роняя слои бутера. Это слишком тепло, интимно, по-семейному, и в экспозиции картинки нет ни одного лишнего элемента.
Глава 30
Весь день мы проводим дома, лениво перекатываясь из спальни в кухню и обратно. Парни тискают меня в перерывах между перекусами, и кажется, их совсем не беспокоит наш странный треугольник. Они абсолютно спокойно передают меня из рук в руки, отступая, когда один увлекается нежностью, и присоединяясь, когда начинает искрить.
Возможности подумать и покопаться в себе нет, и я не уверена, нужно ли раскладывать весь этот бред по полочкам. Станет ли мне легче, обмусолив ещё раз свою аморальность? Вряд ли. Так почему бы не принять собственную испорченность и не плыть по течению, местами бурному, а местами слишком бурному, закручивающемуся в воронку. Крутые берега слева и справа, сужающиеся в поворотах и притягивающие нас вплотную, не оставляя ни миллиметра свободного пространства.
— Может в кино, или ресторан? — пытается развеять нашу лень и спасти меня от натёртостей Ник.
— Нет. Не хочу вылезать из постели, — отмахивается Яр, затаскивая моё тело к себе на колени и разогревая для следующего марафона.
— Нет, так нет, — сползает с дивана Ник и растекается на полу, раздвигая мои ноги и начиная выделывать такое языком, что мне уже по барабану, нормален наш треугольник, или не очень.
День плавно перетекает в вечер, а тот в томную ночь, как и наши короткие забеги переходят в растянутую на тёмные часы гонку. Мы плавно сплавляемся, ускоряемся в рваных криках, разрываемся, чтобы сплавиться вновь. В какой-то момент сдаюсь уютной тяжести ночи, закрываю глаза и напрочь отказываюсь открывать обратно.
Утром слабо реагирую на шелест одежды, тихие переговоры, мягкое касание губ, щелчок замка входной двери, зарываюсь глубже в подушку и уплываю в густую темноту. Там мне спокойно, там не надо отращивать яйца, там отсутствуют проблемы и сложно решаемые ситуации.
Мерзкое жужжание нескончаемых сообщений возвращает в реальную жизнь, где, в отличие от сна, присутствует слишком много «но». Его можно ставить после каждой фразы.
У меня был самый лучший секс в жизни, но…
Я счастлива, когда они рядом и смотрят на меня жадными взглядами, но…
Родители обрадуются, что я, наконец, серьёзно кем-то увлечена, но…
По большому счёту, окружающим всё равно на то, что делается вокруг них, но…
Мессенджер раскалён от горящих конвертиков, и основная масса их от Федьки, взявшего на доработку и мелкую рихтову моего двухколёсного красавца. Последний раз неудачно вошла в поворот, царапнув коробом от глушителя о бордюр и чуть не стесав себе колено до кости.
— До тебя хрен доберёшься, стрекоза, — орёт в трубку Федя, перекрикивая рычание движка на заднем плане и переключая телефон в режим видео. — Установил всё что ты просила на твоего малыша, будет гонять быстрее, чем у Бороды. Когда ждать?
— Часа через два буду, — воодушевляюсь поздним утром, а скорее всего ранним днём. Тосковала последние две недели по своему дружку, а в смеси с тоской по парням, чувствовала себя на грани истерики.
Не терпится испытать навороченные штучки Фёдора, выехать на трек, разогнаться на полную мощь, войти в крутой поворот, уложить красавчика на бок и рывком поднять, выйдя на прямую. Принимаю душ, смывая следы ночного разгула, одеваюсь, одновременно жуя бутерброд, сворачиваю волосы в смешную гульку, вызываю такси и, схватив защиту со шлемом, спускаюсь вниз.
Немного душных пробок, полоса препятствия из нескольких кварталов, разбитая дорога по промзоне и пошарпанная вывеска неприметного сервиса. Глядя на неё и полуразвалившиеся здания, заполняющие периметр, ни за что не скажешь, что здесь из обычного железа, продающегося в салонах, делают совершенных монстров, способных обогнать ветер.