Разбойник

– За последние годы я провела немало времени в компании уличных и портовых проституток, – начала Фара. – От них я узнала, что для того, чтобы вести свои дела открыто, как они это делают, им редко приходится раздеваться.

Эта идея разозлила Дориана, потому что показалась ему соблазнительной.

– Вы хотите, чтобы я обращался с вами, как с чертовой портовой потаскухой?

Фара бросила на него насмешливый взгляд, хотя ее щеки все еще пылали от робости.

– Не совсем, – объяснила она. – Я подумала, что мы сможем совершить… половой акт, почти не прикасаясь друг к другу.

Губы Блэквелла скривились, но чресла сжались в ответ на ее слова.

– Вы не можете говорить это серьезно.

– Вы могли бы надеть свои перчатки, рубашку, килт или брюки, даже жилет или вечерний сюртук, если вам так захочется.

– Так вы этого хотите? Чтобы вас поимели, как девку из Ист-Энда, а потом попросту вышвырнули? Потому что именно это я и сделаю, – предупредил он, и тьма окутала его сердце, как мрачные тучи – ее черты.

Прищурившись, Фара посмотрела на него глазами цвета жидкого серебра, в которых было столько же загадок, как в звездах на ночном небе.

– Я хочу семью, – тихо проговорила она. – И я буду делать все, что должна, чтобы обзавестись ею.

Беззащитная, болезненная честность в ее голосе вонзилась в Дориана, как отравленная стрела, и он почувствовал, как этот яд распространяется в его крови. Скоро он окажется полностью парализованным, став жертвой противостоящих сил, сражавшихся в нем, как два волка дерутся за доминирование. Два самых сильных чувства, известных человеку.

Дориан глубоко вдохнул аромат ее медового мыла и лавандовой воды, захвативших его обоняние с коварством римского легиона.

– Что ж, пусть это будет на вашей совести, – произнес он, проходя мимо Фары к двери. – Мы поженимся завтра утром, – объявил он и захлопнул за собой дверь.

Глава 11

Фару поразило, что Франкенштейн… то есть Фрэнк Уолтерз, не помнил своего христианского имени, но был в состоянии вспомнить рецепт индийского карри с бесконечным количеством экзотических специй.

Когда Мердок пришел одеть ее в чистую, хоть и немного старомодную, белую кружевную сорочку и длинную юбку из тяжелого шерстяного пледа цвета клана Маккензи, Фара сделала все, чтобы унять его беспокойство и убедить его, что она не пострадала после стычки с Блэквеллом в ванной комнате, а затем стремительно направилась в кухню.

Возможно, все, чего требовала сложившаяся ситуация, – это много пирогов.

Фара застала Фрэнка терпеливо надрывавшимся над роскошным пиршеством и провела остаток послеполуденного времени, пробуя его еду, снимая пробы с вина и изо всех сил стараясь забыть о том, что завтра в церкви она скрепит свою клятву с дьяволом.

После этого она будет принадлежать ему.

Ее тело будет принадлежать ему. В половине девятого, стоя в роскошной столовой комнате, Фара изучала пейзажное полотно с изображением Бен-Мора, подозрительно смахивавшее на работу кисти Томаса Коула, американского художника-пейзажиста. Лакей Грегори Тэллоу, которого она узнала по серьезному заиканию, разжег свечи в неприличном количестве канделябров для человека, обедавшего в одиночестве. Облака и закат над горными вершинами были настолько естественными, что Фара потянулась к картине в надежде поймать вечер, прежде чем он исчезнет.

– Я питаю слабость к американским художникам, которые работают в романском стиле, – раздался голос Блэквелла из тени у двери в столовую.

Отдернув руку от полотна, Фара повернулась к нему лицом.

– Да? – Ее раздражало, что каждый раз, когда она заявляла о своем присутствии, у нее появлялось ощущение, что он некоторое время наблюдал за ней, и она замечала его лишь тогда, когда ему этого хотелось.

Фара сделала бодрящий глоток вина, не обращая внимания, что ее лицо уже покраснело, а кровь разогрелась от нескольких бокалов, выпитых в течение дня.

– М-мастер Блэк-к-квелл! – Лакей вытянулся перед ним, будто приветствовал британского полковника, поправив галстук-бабочку и пригладив редеющие светлые волосы. – М-м-мы под-думал-ли, что в-в-ы пообед-дает-те в своем каб-бинете. Как об-б-б…

– Я понял, – мягко остановил его Дориан, заметив, что речь лакея совсем подводит его.

Тэллоу, худощавого телосложения и невысокого роста, густо покраснел и отказался смотреть в сторону Фары.

– Уолтерз уж-же прислал п-поднос.

Подозрительно много англичан работало в этом шотландском замке. Неужели все они были преступниками?

Фара почувствовала жалость к этому человечку, вибрировавшему с нервной энергией лесного оленя, который, казалось, так же легко был готов скрыться в лесной чаще при малейшей провокации.

– Я вижу. Но я решил присоединиться за обедом к своей невесте, – сообщил Блэквелл.

Фара не знала, чьи глаза расширились больше при слове «невеста», ее или лакея. Тэллоу исчез, не проронив больше ни единого сложного слова.