Разбойник

Эти слова вызвали у Фары улыбку, и она изучающе посмотрела на него из-под ресниц, с некоторым удовлетворением заметив, что кое в чем она все же добилась успеха. Блэквелл разжал кулаки, и в его беспокойных глазах появилась если не теплота, то вполне приемлемая степень уравновешенности.

Сердце Фары забилось с такой силой, что все ее тело завибрировало. Это биение можно было услышать в ее шумных выдохах, когда они смотрели друг на друга. Весь остров, раскинувшийся за ним океан, сам горный воздух, казалось, ловили ее дыхание и ждали, когда слово, замершее на кончике ее языка, вырвется из темницы ее губ.

И когда этот узник будет освобожден, вернуть его больше не удастся.

«Да». Обычно это не такое уж ужасающее словечко, но в этот момент оно, казалось, означало либо спасение, либо проклятие.

Конечно, она всегда могла сказать «нет». Хотя, судя по тому, как Блэквелл в это мгновение уставился на нее, Фара ощутила, что слова для него мало значат. Не многие люди отказывали Дориану Блэквеллу и доживали до того, чтобы поведать об этом миру. «О Дуган, зачем ты послал мне эту темную лошадку? – вскричала Фара мысленно. – Зачем попросил дьявола во плоти найти и защищать меня?»

Юному Дугану и в голову не могло прийти, как подействует на его Фею стоявший сейчас перед ней человек. Каким же опасным он был в действительности из-за безрассудных импульсов, пульсирующих в его жилах и оседающих в самых потайных местах.

Дуган не мог знать, как сильно Дориан Блэквелл втайне взволнует ее. Как его взгляд, устремленный на Фару, заставит ее чувствовать себя беспомощной и могущественной одновременно.

Она никогда не признается Блэквеллу, что именно его слова о Дугане в конце концов убедили ее. Если бы Дуган был жив, могло ли все это повернуться иначе? Остался бы Дориан Блэквелл по-прежнему меньшей половиной так называемых Братьев Черное Сердце?

Даже сейчас Дугану осталось бы три года до освобождения из того дьявольского места. Может, они втроем создали бы что-то вроде совместной жизни?

Фара понимала, что этого ей никогда не узнать.

В любом случае ей, похоже, было суждено стать женой разбойника с большой дороги.

Дьявол, о котором шла речь, стоял молча и неподвижно, пока Фара спорила сама с собой, но наконец потребность дышать овладела обеими сторонами спора, и она поняла: сейчас или никогда.

– У меня есть одно условие. – Слова вырвались из ее груди на порывистом выдохе.

– Это, должно быть, интересно. – Блэквелл нетерпеливо скрестил свои мощные руки на еще более мощной груди, но в его глазах вспыхнул торжествующий огонек. – Давайте-ка послушаем!

– Я не стану добиваться состояния Нортуоков только для того, чтобы потом, когда я умру, оно досталось какому-нибудь дальнему родственнику. Так что если я должна выйти за вас замуж, вы обеспечите меня еще кое-чем, что я захочу.

– Богатство Таунсенда, титул графини и относительная автономия. – Он загибал пальцы при перечислении. – Что еще вы можете от меня хотеть?

– Если не считать Дугана, я больше двадцати лет жила без семьи. – Фара рывком поднялась из ванны и оказалась перед Черным Сердцем из Бен-Мора абсолютно нагой. – Чего я хочу от вас, так это ребенка.

Глава 10

Дориан не мог припомнить, когда в последний раз кто-то до такой степени шокировал его. Годы. Быть может, десятилетия. Он видел так много разных обнаженных женщин, так много вещей, которые сломали бы других людей, что со временем способность удивляться его покинула. Или ему так казалось. Его мысли стали такими же рассеянными и бесцельными, как ручейки, стекающие по ее роскошным формам. Богиня, поднимающаяся из воды. Как на картине Боттичелли «Рождение Венеры», только с тяжелыми серебристыми волосами, потемневшими от ванны, которые, в отличие от Венеры, она не использовала, чтобы скрыть свои женские тайны. Она стояла, упрямо вздернув подбородок, расправив плечи и приосанившись, а ее мягкие серые глаза смотрели на него со смесью решимости и ожидания.

Фара предлагала Блэквеллу свое тело. Она хотела, чтобы он сказал хоть что-нибудь. Ответил на ее требования. Но как он мог говорить, когда вся эта великолепная плоть, раскрасневшаяся от теплой воды, без намека на стыдливость, обнажилась перед ним? Пар в воздухе затуманивал все резкие линии и яркие цвета с мечтательной двусмысленностью, которая привлекала его ближе к ванне.

Изо всех сил стараясь сохранить маску безразличия, Дориан буквально прилип ботинками к мрамору и отказывался сделать еще один шаг. Вспомнилась поговорка о мотыльке и пламени. О том, что нельзя подлететь слишком близко к Солнцу.

Ее груди – это что-то. Бледные, шелковистые, безупречные шары, увенчанные тугими сосками самого изумительного оттенка розового. Изящный изгиб ее талии, маленькая ямка в центре живота, которая, казалось, так и манила его взгляд ниже, к небольшому гнездышку золотистых кудряшек между ее…

– Не-ет! – процедил Дориан сквозь зубы, которые отказывались разжиматься, как бы он им ни приказывал.

– Нет? – эхом отозвалась Фара, ее тонкие, изящные брови сошлись на переносице. – Вы не хотите меня?