Это было сказано тоном двойного аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в этот тон и тогда становится крайне неприятным.
Едва Кольцов[382]
сказал ему свое имя, как Пушкин схватил его за руку и сказал:– Здравствуй, любезный друг! Я давно желал тебя видеть!
Пушкин не только не заботился о своем журнале [ «Современник»] с родительскою нежностью, он почти пренебрегал им. Однажды прочел он мне свое новое поэтическое произведение.
– Что же, – спросил я, – ты напечатаешь его в следующей книжке?
– Да, как бы не так, – отвечал он, – pas si bête: подписчиков баловать нечего. Нет, я приберегу стихотворение для нового тома сочинений своих.
…Мы начали говорить о начатом им издании «Современника».
– Первый том был слишком хорош, – сказал Пушкин. – Второй я постараюсь выпустить поскучнее: публику баловать не надо.
В мае 1836 года Пушкин гостил у нас в Москве у церкви Стар. Пимена в доме Ивановой. Мой муж всякий день почти играл в карты в Английском клубе, и играл крайне несчастливо. Перед отъездом в Петербург Пушкин предложил однажды Павлу Войновичу этот бумажник, говоря:
– Попробуй сыграй с ним на мое счастье.
И как раз Павел Войнович выиграл в этот вечер тысяч пять. Пушкин тогда сказал:
– Пускай этот бумажник будет всегда счастьем для тебя.
Дети Пушкина уже спали; он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастия, и я его спросил:
– На кой чорт ты женился?
Он мне отвечал:
– Я хотел ехать за границу – меня не пустили; я попал в такое положение, что не знал, что делать – и женился.
On raconte que l’auteur Pouchkine, qui est ici, demande à quelqu’un [Рассказывают, что писатель Пушкин, который теперь здесь, спросил у кого-то]: «Что нового?» – «Приехал граф Петр Александрович[384]
». – «Да, répondit l’autre, en coupant la parole [ответил тот, перебивая его], – приехал граф Петр Александрович, только не Румянцев-Задунайский, а Толстой».…Пушкин между прочим сказал, что, когда рыли могилу для его матери в Святогорском монастыре[385]
, он смотрел на работу могильщиков и, любуясь песчаным, сухим грунтом, вспомнил о Войныче (так он звал его иногда): «Если он умрет, непременно его надо похоронить тут; земля прекрасная, ни червей, ни сырости, ни глины, как покойно ему будет здесь лежать».…Часто между моим мужем и Пушкиным совершенно серьезно происходил разговор о том, чтобы по смерти их похоронили рядом на одном кладбище, и один раз поэт, приехав из своего любимого имения Михайловского, с восторгом говорил Павлу Войновичу: «Знаешь, брат, ты все болеешь, может, скоро умрешь, так я подыскал тебе в Михайловском могилку сухую, песчаную, чтобы тебе было не сыро лежать, чтобы тебе и мертвому было хорошо, а когда умру я, меня положат рядом с тобой».
…Они часто острили с моим мужем наперебой друг перед другом. Я была у обедни в церкви Старого Пимена, как называют ее в Москве, в отличие от Нового Пимена, что близ Селезневской улицы.
– Где же Вера Александровна? – спросил Пушкин у мужа.
– Она поехала к обедне.