Разграбленный город

Гарриет поспешила вниз по холму к центру города. Выйдя на главную улицу, она принялась заглядывать в незнакомые кафе. Днем люди сидели за уличными столиками, но вечер был прохладным, и улицы опустели. Она торопливо заходила во все кафе подряд, постепенно впадая в панику. К тому моменту, когда она встретила Якимова, ее охватило настоящее отчаяние.

Он встал, пораженный ее видом.

– Дорогая моя, что с вами?

Она хотела ответить, но только покачала головой, боясь разрыдаться.

– Присаживайтесь, – сказал он. – Выпейте.

Рядом с Якимовым сидел пожилой грузный мужчина, седые волосы которого казались еще белее по контрасту со сливово-смуглой кожей. Чтобы дать ей время прийти в себя, Якимов сердечно сказал:

– Познакомьтесь с Мустафой-Беем. Мус, дорогой мой, это миссис Прингл из Бухареста. Она не одобряет бедного старого Яки.

Он улыбнулся ей.

– Что вы хотите? Мы пьем бренди, но здесь можно заказать всё что угодно. Виски, джин, узо – всё, что хотите. Мус угощает.

Она выбрала бренди, и напиток придал ей сил.

– Видимо, слухи о немецкой оккупации оказались правдой, – сказала она. – Связь оборвана. Сами понимаете, что это значит.

Мустафа-Бей тяжело и мрачно качнул головой.

– Это правда, – сказал он.

У Гарриет перехватило дыхание.

– Что будет с Гаем?

– Гай не дурак, – сказал Якимов. – Он не пропадет.

– Нашу квартиру ограбили в ночь перед нашим отъездом, – сказала Гарриет и увидела, как у Якимова дрогнуло лицо. Ей вспомнился план нефтяной скважины. Эта дрожь выдала его. Теперь она знала, кто взял план, но это было уже не важно. Ее волновали более серьезные вещи.

– Британская миссия приглядит за нашим мальчиком, – сказал Якимов. – У них есть представительства и во Франции, и в Италии. Добби любит Гая, а Добби – хороший человек. Он никогда не оставит друга.

– Добсон в Софии, – сказала Гарриет.

– Да что вы! – Вне всякого сомнения, Якимов вспомнил о своих шестидесяти тысячах леев. – Дорогой Мус, я бы выпил еще.

Мустафа поднял большую красную ладонь и подал сигнал официанту. Им принесли еще бренди.

Возбуждение Гарриет улеглось, и она почувствовала, что очень устала. Она смотрела на часы на стене и слушала Якимова, который разглагольствовал об афинских благах. Продуктов, говорил он, здесь в избытке.

– И здесь много наших знакомых: взять хотя бы Тоби Лаша.

– Тоби Лаш здесь?

– Да. По слухам, занимает очень важный пост. Как и его друг Дубедат. А лорд Пинкроуз только что прибыл из Бухареста. Когда вы устроитесь, то почувствуете себя как дома.

Гарриет кивнула, думая о Гае и Саше. Сможет ли она где-то почувствовать себя дома, если их не будет рядом? Она спросила, давно ли Якимов приехал в Афины.

– Неделю назад.

К Якимову вернулась прежняя пышность манер, с которой он некогда покорял бухарестское общество. Казалось, он чувствовал себя как дома в этом новом мирке, где его еще не раскусили.

Когда стрелка часов приблизилась к одиннадцати, Гарриет почувствовала, что с трудом может дышать. Всё вокруг стало невыносимым. Она вскочила на ноги:

– Мне надо вернуться в миссию.

Якимов тоже встал:

– Я схожу с вами.

Гарриет удивилась.

– Не утруждайте себя, – сказала она. – Вы очень добры, но…

– Разумеется, я схожу с вами. Ваш старый Яки не так плох, как вы думаете. Не лишен галантности, знаете ли, совсем не лишен.

Его подбитое соболем пальто свисало со спинки стула; он набросил его на плечи, тут же приобретя щеголеватый вид, и сказал Мустафе-Бею:

– Я вернусь в скором времени.

Мустафа-Бей торжественно кивнул.

– Восхитительное место, – сказал Якимов, когда они вышли на улицу. – Милейшие люди. Мустафа – мой добрый старый друг. Мы с Долли гостили у него, когда у него был дом в Смирне. Был миллионером или что-то в этом духе. А теперь сидит без гроша, как и ваш бедный Яки.

Вспоминая былые деньки, он поднялся с ней по холму. Когда они подошли ко входу в миссию, Гарриет попросила:

– Не могли бы вы зайти и спросить?

Ей казалось, что потрясение будет менее убийственным, если услышать новости через посредника.

Якимов тут же направился внутрь, как бы демонстрируя своей готовностью услужить, что бояться нечего. Она прислонилась к фонарному столбу. Улица опустела, и вокруг не было никаких признаков жизни, если не считать светящихся окон канцелярии. Она смотрела на дверь, в которую зашел Якимов. Он появился очень скоро, улыбаясь, словно принес благие вести. Гарриет встрепенулась.

– Как я и думал, дорогая моя, – сказал Якимов весело. – Всё в порядке. В Бухаресте тихо. Они в самом деле ожидают появления оккупационных войск, но пока что их не слышно. Британская миссия наготове и утверждает, что британские подданные не пострадают. Готов поспорить, ваш муж в скором времени будет с вами.

Гарриет вдруг ощутила сильнейшее опустошение и усталость. Она разрыдалась. Она оплакивала Сашу, рыжего котенка, одинокий силуэт Гая на летном поле, заброшенную квартиру, порванные книги на полу, войну, бесконечные страдания и сумбур, царящий в мире.

Якимов, не говоря ни слова, осторожно вел ее по улице. Когда она начала шмыгать носом и сморкаться, он спросил, где она живет.

У двери гостиницы он сказал: