Разящий клинок

– Эй, эй, вахмистр! Как там пунш – поспел? Ну, давай, давай, тащи сюда кастрюлю. Вот, прямо на стол и ставь… Половник-то у вас, я надеюсь, найдется? Ага… сам разолью. Подставляйте, братцы, кружки…

Выпили за встречу. Потом – за победу. За светлейшего графа Кутузова… Ну, и за государя Александра Палыча, куда ж без него-то?

В голове у Дэна приятно зашумело, сразу нахлынули воспоминания… потянуло на разговор и о женщинах, о балах, о…

– Вот, помнится, как-то была у меня одна казачка… – закусив новомодными французскими «консервами», Фигнер вновь принялся хвалиться. – Так та…

Впрочем, от женщин разговор вновь вернулся к Москве. Александр Самойлович, щуря свои бесцветные, водянистые, словно у рыбы, глаза, во всех подробностях рассказывал о захватчиках, об их непотребном поведении в старой русской столице.

– И шныряют себе, шныряют! Все тащат, все. Вот, кажется, уж и какая-то ненужная вещь, вот, к примеру – бронзовый канделябр, подсвечник. Ну, куда его? Тяжелый, тащить неудобно… и все равно – тащит ведь! А спалили в Москве сколько? Господи-и-и-и… Когда только потом и отстроимся?! За такие дела Париж им спалить мало.

Под рассказы эти Сеславина как-то вдруг незаметно сморил сон. Сидел себе Александр Никитич на лавочке, привалясь спиной к стене… да, как сидел, так и захрапел. Да и Денис Васильевич тоже начал клевать носом.

А вот Фигнеру, как видно, спать не хотелось. Он и вытащил Дениса на двор – пошли, мол, проветримся, воздухом подышим.

– Воздухом? Ну, пошли… – махнув рукой, Давыдов потянулся к трубке. – Пошли… вот только трубочку раскурю.

Ночь, туманная, но совсем не по-октябрьски теплая, окутывала деревеньку влажным своим покрывалом. В тумане были слышны голоса – гулко перекрикивались часовые.

– Ой, у тебя кого там, в сарайчике, стерегут? – тут же полюбопытствовал Фигнер.

Полковник выпустил клубы табачного дыма и повел плечом:

– Так, верно, пленные там.

– Ого! Пленные! – как-то необычно обрадовался прославленный партизан. Даже потер руки, оживился весь:

– Ты знаешь что, Денис Васильевич… Ты отдай этих пленных мне! Такое дело, у меня людей необстрелянных много, молодых казачков. Они бы этих твоих пленных и постреляли б… и саблей… Руку бы набили для обозления!

Дэн внутренне содрогнулся. Вот так вот! «Для обозления». Ну, про Фигнера-то и раньше такие слухи ходили – мол, не знает жалости к пленным совсем. И, похоже, слухи-то оказались правдою.

– Ты бы, Александр Самойлович, хоть какое-то великодушие проявил. А то сразу – расстрелять.

– А ты что же, никого не расстреливаешь? – пьяно удивился Фигнер.

– Пленных – нет. И тебе не дам.

Денис поджал губы и, сплюнув, зашел обратно в избу. Пора было и спать – утро вечера мудренее.

А утром выпал снег! Похолодало, припорошило, ушел-растаял туман, показалось голубое небо, солнышко. Тут же, к утру, вернулись разведчики, посланные для проверки показаний захваченных в плен жандармов. Показания оказались правдивые: стоявший у местечка Ляхова корпус генерала Ожеро насчитывал больше двух тысяч солдат, плюс еще артиллерия, конница. Объединенные же силы партизан уступали французам примерно вдвое.

– Можно еще отряд графа Орлова-Денисова позвать, – подумав, предложил Сеславин. – Хоть и ополченцы там, и вояки, между нами говоря, еще те, но… Две сотни человек – не лишние.

– Конечно, не лишние, – полковник согласно кивнул и приказал немедленно отправить гонцов.

Ополченцы явились уже к обеду, и первым прискакал на рыжем жеребце сам граф. Коренастый, шумный, с черными, чуть тронутыми серебристой проседью, кудрями, Орлов-Денисов чем-то напоминал варвара из невообразимо древних времен. Граф привел с собой отряд казаков и драгун, что было весьма кстати, учитывая количество и качество французских войск.

На штабном собрании порешили передать общее командование объединенным отрядом полковнику Давыдову, как опытному партизану и командиру в подобающих чинах. Денис Васильевич принял командование легко и сразу же приказал атаковать врага с ходу, лихим натиском, как это всегда практиковали казаки и гусары.

Сказано – сделано! Вылетев из лесу на рысях, партизаны лавою понеслись на французов. Ударил в лицо морозный ветер! Сверкнул на солнышке недавно выпавший снег. Гусары и следовавшие по левому флангу казаки грянули громовое «ура»… потонувшее в залпах французских плутонгов.

Вражеские пули безжалостно смели скакавших впереди гусар, сам Давыдов уцелел только лишь каким-то чудом, господним соизволеньем… а может быть, потому что он-то был не отсюда, чужак… Кто знает?

Три залпа грянули один за другим, выбивая из седел лихих кавалеристов-партизан. Четвертого залпа Денис дожидаться не стал – ружейный огонь врага оказался настолько плотным, что грозил выбить напрочь всех!

– Всем на левый фланг! Живо!

Истошно завопила труба… атакующие на ходу перестраивались, поворачивая лошадей к лесу.

– Корнет! К Сеславину, живо, – укрывшись за кустами багульника, хрипло скомандовал полковник. – Там у него орудия были… Пусть разворачивает и ударит!

Коленька Розонтов спешно взвил жеребца на дыбы… и тут же осадил, взмахнул саблей: